Узнав об этом, Петр стал снова приезжать в Быстрицу, чтобы навестить ее и Томаша. Однако скрепить свои отношения браком Петр и Милена решили после войны. Скоро он встретит ее и скажет, что война заканчивается, исход ее ясен, и они могут быть вместе уже сейчас.
Сводки с фронтов подтверждали скорое окончание войны. С запада наступали англо-американцы, с востока – русские. Это придавало Петру Шнайдеру сил и бодрости духа.
Вот только тревога за Игоря не давала Петру покоя. Как он? Сумел ли добраться до своих?
Разумовский снабдил Петра надежными документами. Теперь он не Рауш, как его знали на авиазаводе, а Петр Шнайдер, коим всегда и являлся. В его кармане лежало удостоверение работника фирмы «Ауэргезельшафт», занимающейся разведкой полезных ископаемых. Он звонил домой, в Прагу, сообщил об этом, как и велел ему Разумовский. Конечно, сейчас, когда на дорогах вот-вот загремят русские или американские танки, не до геологоразведки. Но все же с удостоверением работника фирмы «Ауэргезельшафт» как-то спокойнее.
Впереди площадь, в конце которой стоит гимназия. А там Милена. Совсем скоро он ее увидит.
Вальц откинулся на спинку заднего сиденья «Опеля» и наблюдал за тем, что происходило на городских улицах. Группенфюрер Брайтнер требовал от него посещать объект каждый день и докладывать результаты ему по телефону в Вену. Вальц так и делал.
Охраной объекта он остался доволен. К хорошо вооруженной роте эсэсовцев добавились две зенитные батареи. Но особенно Вальца радовало то обстоятельство, что среди персонала не было ни одного заключенного, больше половины его составляли немцы. Рабочие и инженеры жили на казарменном положении. Что поделать, война, сейчас всем приходится несладко. А раз заключенных нет, значит, голова у него, Вальца, не будет болеть. Парни из СС сосредоточатся на охране завода от внешних угроз, а не на пресечении побегов и саботажа. Это совсем не то, что было в Хинтербрюле.
Вальцу нравился Эрнст Хейнкель, его неутомимая энергия, искренняя убежденность в правоте своего дела. Это было видно и по деятельности Хейнкеля на авиазаводе, и по тому, как он вчера, появившись на объекте, выступил перед рабочими и инженерами, поблагодарил их от имени фюрера и поддержал новую идею, выдвинутую кем-то из этих людей.
Вот только что это за идея, Вальц, недоучившийся гуманитарий, понять не мог. Похоже, что-то с крыльями.
– Гюнше, что вчера обсуждал Хейнкель с работниками? – спросил Вальц своего помощника, сидевшего впереди.
– Они решили перейти на двухлонжеронную конструкцию крыла, и господин Хейнкель это одобрил.
– Что такое лонжерон?
– Это такая балка, которая несет основную нагрузку на крыло. Сейчас изготавливаются однолонжеронные крылья.
Вальц поморщился. Он хотел было еще что-то спросить, но побоялся выглядеть профаном.
«Надо бы что-нибудь почитать по конструкциям самолетов, – подумал он. – Впрочем, мой удел – не создавать новую технику, а надежно охранять ее».
Вальц понимал, что перевод в Быстрицу оказался спасением от расследования и суда. Все это обеспечил ему брат его жены Эвальд Брайтнер.
С другой стороны, провинциальная Быстрица никогда не заменит Вену, на окраине которой расположен Хинтербрюль. В Вене у него любимая женщина, о которой не подозревает жена, кинотеатры, рестораны, казино, девочки с Рингштрассе. Эх, если бы не побег русского летчика, которому помог этот мерзавец! Как его?..
Вальц достал картонную карточку. Такие администрация предприятий заводила на каждого работника, независимо от того, заключенный он или вольнонаемный.
«Петер Рауш, 1918 г. рождения, уроженец г. Брно, инженер-механик», – прочитал он и сжал кулаки.
Ох, попадись ты мне!
«Опель» уже вырулил на центральную улицу и медленно двигался в сторону площади, невдалеке от которой располагалось здание гестапо. Вдруг…
От неожиданности Вальц даже ухватился за спинку переднего сиденья. Навстречу «Опелю» по тротуару бодрой походкой шел Петер Рауш. Вальц переменился в лице, снова достал картонную карточку, всмотрелся – он!
Милена Чаславска зашла в свой кабинет, сняла пальто, берет, затем шагнула к большому зеркалу, поправила прическу. После этого она заглянула в учительскую. Там никого не было. Все преподаватели сейчас вели уроки.
Милена была сильно взволнована. Вчера вечером ей домой позвонил Петр и сообщил, что приедет завтра, то есть уже сегодня. Все, больше уже она никуда его не отпустит.
Милена догадывалась, что долгое его отсутствие связано с подпольной работой. Понятно, что Петр борется за свободу родной страны. Это патриотично, делает ему честь и в то же время очень опасно. Может, хватит?
Они решили, что сразу после войны у них будет помолвка. А почему так? Война заканчивается, Гитлеру приходит конец. Скоро немцев в Чехии не будет. Так почему же помолвку надо откладывать до окончания войны? Почему не сейчас? После помолвки ей проще будет удержать Петра дома.
Милена подошла к просторному окну кабинета, выходившему на площадь. Весеннее солнце заливало светом все вокруг. Редкие прохожие пересекали площадь, временами распугивая стаи голубей. Среди этих людей выделялся полицейский, степенно прогуливающийся по площади. Молодая женщина катила широкую коляску. Наверное, в ней лежали двойняшки.
Петра она увидела сразу, едва тот ступил на брусчатку площади. На нем была темно-зеленая куртка, брюки такого же цвета и берет, похожий на тот, который носила она, только не бежевый, а темно-синий. Милена радостно замахала рукой, но в этот час на окна гимназии падала тень, поэтому Петр с площади видеть ее не мог.
Милена Чаславска решила выбежать на улицу навстречу Петру. Она подошла к платяному шкафу, надела пальто, берет и вернулась к окну, чтобы еще раз удостовериться в том, что по площади идет именно Петр.
Но что это? Рядом с Петром уже стояли двое мужчин в черной форме. Они заломили ему руки, надели наручники и затолкали в машину.
– Ну что, Рауш, допрыгался? – Вальц стоял, широко расставив ноги, и в упор смотрел на Петра.
На лице гестаповца застыла торжествующая улыбка.
– Думал уйти? Не получилось. Из-за тебя, свинья, я чуть было не загремел под суд. – Вальц с размаху ударил Петра в челюсть.
Тот попятился и осел на деревянную скамью, привинченную к полу.
За спиной Вальца стоял здоровенный детина в сапогах, в черных галифе с подтяжками, без кителя, который в его работе только мешал.
Он шагнул было вперед, чтобы ударить арестанта резиновой дубинкой, но Вальц одернул его:
– Подождите, Вилли, не сейчас.
В узкой камере было холодно и сыро. Свет через маленькое окошечко почти не проникал.
Петр поднялся, держась за скулу, и сказал:
– Простите, но вы меня с кем-то путаете. Я не Рауш, а Петр Шнайдер, сотрудник фирмы «Ауэргезельшафт».
