– Балезин, – тихо, без особого удивления произнес Разумовский. – Я ждал встречи с тобой, но не думал, что она произойдет так скоро.
– Может, ты предложишь мне войти? – послышалось в ответ.
Они расположились друг против друга на стареньких стульях.
– За тобой хвоста не было? – спросил Разумовский.
– Думаю, что нет. Я прошел через подсобку и кухню.
– Кто-то провел?
– Да, нашлись добрые люди, помогли.
– Рискуешь.
– Больше всего рискует тот, кто не рискует.
Разумовский поднялся, закрыл форточку, словно боялся, что их разговор услышат за окном, снова присел и спросил:
– Сколько же мы с тобой не виделись?
– С семнадцатого, если не считать мимолетную встречу в октябре тридцать пятого в вашем посольстве в Москве.
– Да, помню. Тогда была годовщина образования Чехословакии, и в посольстве устроили прием. Ты стоял в одном углу зала, я в другом.
Разумовский оперся локтями о край стола, обхватил голову руками и проговорил:
– Как быстро летит время. Ты знаешь, Алексей, я много повидал эмигрантов. Одни в разговоре о России ностальгировали по белому снегу, другие вспоминали дом над косогором, третьи – церковь, где их крестили. А я вот вспоминаю родной Камышин и сочные волжские арбузы. Здесь, в Европе, они, конечно же, есть, но совсем не такие.
Балезин вопросительно глянул на человека, сидящего перед ним.
– Послушай, ты искал встречи со мной, наверное, не для того, чтобы вспоминать про арбузы. Разумовский, у нас мало времени.
Юрий Арнольдович достал сигареты и спросил:
– Куришь?
– Бросил.
– А я вот курю. Не возражаешь?
– Нет.
Разумовский затянулся сигаретой, откинулся на спинку стула и спросил:
– Так что тебя интересует?
– Сначала завод.
– Я уже говорил твоему разведчику, что в городской черте завода нет. За это ручаюсь. Он где-то в стороне, под прикрытием гор. Что еще?
– «Ауэргезельшафт» и урановая руда – на территории Чехии и восточной части Германии. Запасы, процентное содержание.
– «Ауэргезельшафт» уже не существует. Что касается руды и урана в ней, то я готов предоставить такие сведения.
– Где они?
– В надежном месте.
– Что взамен?
Разумовский снова глубоко затянулся и ответил:
– Только не деньги. Домой бы, в Россию. Да боюсь, поставите к стенке.
– Ну ты загнул. Гарантий никаких дать не могу, скажу только одно: таких людей, как ты, у нас не расстреливают. Если, конечно, ты не ведешь двойную игру.
– Двойную игру? Ты же прекрасно знаешь, что я сотрудник полковника Моравеца.
– Знаю, чехословацкой, а теперь уже британской разведки.
– Вот пусть они и решают, веду ли я двойную игру, – заявил Разумовский, нервно дернул плечом и едва не выронил сигарету.
Балезин несколько раз махнул рукой, отгоняя сигаретный дым, и спокойно произнес:
– Ладно, не кипятись. Кто-нибудь еще интересуется чешским ураном?
– Естественно, англичане. У них урановый комитет действует.
– Знаю про комитет. А если англичане, то, значит, и американцы. Они теперь вместе работают по урану. Кстати, каково процентное содержание урана в Яхимове?
– Около трех процентов.
Балезин с трудом скрыл удивление. В СССР процент урана составлял не более восемнадцати сотых процента.
– А в Рудных горах?
– Не более одного процента.
– Так, понятно, – сказал Балезин, в упор глянул на Разумовского и неожиданно спросил: – Ты кого-то ждешь? У тебя с кем-то назначена встреча?
– С чего ты взял?
– Школа Батюшина. Ты ее тоже прошел.
Разумовский снова обхватил голову руками и предался воспоминаниям.
– Помню, как он учил нас определять душевное состояние человека по его внешнему виду. Великий был психолог.
– Не только психолог, но и контрразведчик. Единственный генерал по этой части. Он еще жив, находится где-то в Югославии. Ты с ним не встречался?
– Не довелось.
После небольшой паузы Балезин повторил вопрос:
– Так с кем у тебя предстоит встреча?
Несколько секунд Разумовский собирался с мыслями. Ему не хотелось рассказывать Балезину о встрече с Шульцем, который разоблачил его. Но он решился и сделал это.
– Завтра у нас новая встреча, – сказал Разумовский. – У меня нет другого выхода, как работать с ним. Иначе – арест.
– Ну и работай, – заявил Балезин, взглянул на часы и поднялся. – Но не забывай, что с этого дня ты работаешь на советскую разведку. Или я не прав?
– Ты прав.
– Вот и отлично. А все наши заклятые друзья должны знать, что месторождение в Яхимове дохлое. Урана в руде не более, чем, скажем, ноль три процента. Пойдет такой вариант?
– Пойдет.
– Во всех документах, отчетах и сводках должно значиться ноль три, а не три. Надеюсь, ты сумеешь это устроить?
– Сумею. Но ваша армия должна прийти в Чехию раньше англосаксов.
Балезин надел кожаный плащ, шляпу, подал на прощание руку и сказал:
– Не ваша, а наша армия. Не забывай, что ты русский!
Балезин вышел из гостиницы тем же маршрутом, что и пришел туда, то есть через кухню и подсобку. В надвигающихся сумерках он разглядел чуть поодаль две фигуры. Это были братья Антон и Вацлав.
«Ребята знают свое дело», – подумал Алексей, добродушно усмехнулся и быстрым шагом пошел им навстречу.
Тридцати минут им хватило на то, чтобы покинуть территорию городка. Еще через полтора часа, чуть поплутав в ночи по лесным и горным тропам, все трое вышли в расположение отряда Коваленко.
Первым, кто их встретил, был майор Костров.
– Как вы? Удачно? – спросил он.
– Более чем удачно, – ответил Балезин, устало улыбнулся, подал майору руку и тут же добавил. – Вот теперь нам пора домой.
– Гюнше, что вы делали в гимназии? – грозным тоном спросил Вальц помощника, стоявшего перед ним.
Гюнше похолодел, но быстро взял себя в руки и ответил:
– Проверял помещения.
– Разве я давал вам такое задание?
– Прошу прощения, господин оберштурмбаннфюрер, но я случайно увидел, как у стен гимназии прогуливался Разумовский, а потом неожиданно исчез.
– Разумовский? Но группенфюрер Брайтнер запретил нам следить за ним и за Шнайдером-Раушем.
