– Ты зачем встал?
Она чуть отодвинулась, открыв умывальник, и Роман с изумлением обнаружил, что стирала Анфиса его футболку.
– Не мог пропустить… такое зрелище, – усмехнулся он, кивая на раковину. – Не каждый день знаменитая певица стирает вручную твою одежду.
Анфиса вздохнула и оглянулась на футболку.
– Пятна не отстирываются.
– Не беспокойся. У меня есть запасная.
– Слава богу, – сказала она и вытерла лоб мокрой рукой с испачканным в мыльной пене запястьем. – Твои джинсы и кроссовки во дворе. Когда высохнут, принесу, – нарочито ворчливо пробурчала Анфиса, старательно отводя взгляд, а затем, спохватившись, ополоснула и вытерла руки.
– Есть хочешь? Я суп приготовила, – предложила она все с той же небрежностью.
Ситуация и правда была неловкой, и даже не потому что они – малознакомы, а потому, что Анфиса явно опасалась расспросов.
– Не знал, что «звезды» такие заботливые и умелые, – обронил Роман без иронии, с искренним удивлением.
Эта мелкая «пташка» разбивала все его представления о знаменитостях в пух и прах.
– Что ж ты, думаешь, я на сцене родилась и выросла? – вздохнула Анфиса и, выходя следом за ним из ванной, тихо добавила: – Я – детдомовка. Но как там оказалась – не спрашивай.
– Не буду, – пообещал он, хоть расспросить ее хотелось о многом. О слишком многом.
– Пошли на кухню, раз уж встал, хоть тебе строго наказали лежать в постели. Валентина скоро приедет, так что поешь – и снова возвращайся в кровать, а то…
– Что «а то»? – хитро спросил Роман.
– А то и будет! Ругать будут! Нас обоих, – ответила Анфиса в тон ему и наконец-то улыбнулась.
Однако тут же спрятала улыбку, засуетившись по хозяйству. Нарезала крупными ломтями пористого деревенского хлеба, сделала салат из свежих овощей и, достав две глубоких миски, наполнила их умопомрачительно вкусно пахнущим супом.
– Куриный с лапшой, – пояснила она таким тоном, будто само собой разумелось, каким должен быть суп. – Курицу купила на рынке вчера. Лапша, извини, не домашняя, а магазинная.
– Ну, явно лучше «доширака», которым я иногда ужинаю, – усмехнулся Роман.
Анфиса подняла на него удивленный взгляд, ее губы дрогнули, будто она хотела что-то спросить, но в последний момент сдержалась.
Пока она расставляла на столе тарелки, он заметил свой телефон. Анфиса позаботилась и том, чтобы зарядить его. И пока Роман проверял сообщения, пытаясь здоровой рукой удержать сползающее покрывало, Анфиса уже пододвинула ему тарелку с салатом и миску с супом.
– Где твоя футболка? – спросила она, когда Роман в очередной раз уронил покрывало и поспешно попытался его на себя натянуть.
Нет, за фигуру стыдно ему не было, напротив, но сидеть в одних трусах за столом перед малознакомой девушкой тоже казалось не лучшим вариантом. Впрочем, если вспомнить, в каком виде она встретила его накануне и в каком отправилась на утреннее «купание», они квиты.
– В сумке под кроватью.
Анфиса пошла в комнату, но в дверях оглянулась:
– Кстати, звонила твоя жена.
– Чья жена? – изумился Роман и запоздало вспомнил о собственной шутке.
– Твоя, не моя же? – невозмутимо ответила Анфиса, вернувшись. – Она уже едет.
Роман чуть не выронил от неожиданности сумку. Но Анфиса расценила его реакцию по-своему и виновато забормотала:
– Ты просил не отвечать ей, но я… Прости. Ситуация слишком уж внештатная, мне нужно было сообщить твоим близким о том, что случилось. И вот… Я с ней поговорила. Не думаю, что она устроит скандал. Я постаралась объяснить все как можно правдивее.
– Что, прямо так и призналась в том, что ты – знаменитая певица? – спросил Роман, еле сдерживая улыбку.
– Нет, – ответила Анфиса и отвернулась к окну, сделав вид, что рассматривает яблоню. – Сказала, что произошел несчастный случай, до больницы – далеко, а у нас в деревне есть свой фельдшер. И что тебя положили временно в моем доме. Как-то так. Кажется, я не сильно ее напугала…
– Да как тебе сказать! «Не сильно», – передразнил он и засмеялся. – Жену не Витой случайно зовут?
– Витой.
– Это моя помощница. Секретарь, администратор – как хочешь, так и называй. И я боюсь представить, что такого ты ей сказала, раз она все бросила и помчалась сюда.
– Ой! – воскликнула Анфиса, поднесла ладони ко рту и вытаращилась на него с таким испугом, будто совершила непоправимую ошибку.
– А тогда твоя жена…
– Нет у меня жены. Пошутил я! Сейчас позвоню Вите и успокою ее.
Роман набрал номер помощницы и когда услышал ее встревоженный и одновременно обрадованный возглас, торопливо произнес:
– Вит, я в порядке.
– Но мне сказали… – растерялась та. Фоном раздавался шум, будто Вита была в дороге, и слова тоже долетали сквозь помехи. – Ром, что это было? Куда ты пропал и кто эта девушка, которая сказала мне, что ты чуть ли не при смерти лежишь?
Он тихо засмеялся и покосился на вконец сконфуженную Анфису, которая слышала разговор.
– Не все так фатально. Руку и бок немного повредил. Не страшно, жить буду. Я скоро вернусь, так что не пугайся.
– Поздно, шеф! Я уже в дороге, часа через два буду на месте.
Связь оборвалась, будто Вита оказалась в туннеле, и Роман, отключив вызов, виновато посмотрел на Анфису.
– Она уже в дороге. Не удалось развернуть обратно.
– Это же я… ее вызвала. Неловко как-то вышло. Но я реально была напугана!
– Все нормально. Вита тебя не выдаст. Она умеет держать язык за зубами, иначе бы не работала у меня.
Анфиса заметно расслабилась, даже снова улыбнулась, но затем спохватилась:
– Суп остывает!
Готовила она очень вкусно. Не «звезда», а кладезь приятных сюрпризов! Смотря видео ее выступлений, Роман и подумать не мог, что Анфиса такая земная. Нет, она общалась с публикой, улыбалась, благодарила со сцены и отвечала между песнями на какие-то реплики, но Роман считал, что вся эта «близость с народом» – не что иное, как часть имиджа. Как, например, длинные платья в народном стиле, цветы в распущенных черных волосах и браслеты на тонких запястьях. Слишком огромна её аудитория, слишком обласкана Анфиса славой. Даже в женихи она выбрала не простого парня, а известного олигарха.
Роман украдкой бросил взгляд на сидевшую напротив девушку, которая, опустив взгляд в тарелку, неторопливо подносила ко рту ложку. Как же эта девчонка отличалась от той королевы, которая выступала на сцене! И тем более – от той опасной и сильной богини, какой он увидел ее утром на реке. В памяти вновь возникла картина, которая, видимо, так и останется с ним навсегда: запрокинув лицо к небу, с развевающимися на ветру волосами, Анфиса поет странную песню. Не поет, а будто заклинает стихию. Впрочем, так и было. Он сам видел. И то, как разбился смерч, и как сдулся огромный водный пузырь. И как темное до этого небо внезапно посветлело, словно Анфиса своим мощным голосом и песней-заклинанием вызвала солнце. Она и была в тот момент стихией, небом, ветром, солнцем, рекой, повернувшей вспять. И, может, если бы он не залюбовался ею, если бы не стоял, пригвожденный к месту и восхищением, и, одновременно, животным страхом перед такой силой и абсолютной красотой, не пропустил бы момент опасности, прыгнул бы в реку чуть раньше.
