Он ведет ладонью от моего колена выше, лаская внутреннюю часть бедра. На мне толстенные шерстяные колготки — Демин не тот мужчина, перед которым стоит выпендриваться в капронках в мороз, — но даже через них ощущения потрясающие. Добирается до моего лобка, так же нежно, как целует, поглаживает.
— Я останусь сегодня у тебя? — шепчет на ухо. Я кротко киваю, все еще не открывая глаз.
Мои щеки горят, пока он выруливает с парковки и ведет машину в сторону моего дома. С ним и раньше было волнительно, когда я считала его дровосеком на машине, которая стоит в четыре раза меньше моей, а сейчас у меня, честное слово, поджилки трясутся.
Глава 16
Мама добралась успешно и практически без приключений. Она позвонила на эмоциях, едва мы зашли в квартиру, и принялась подробно рассказывать обо всем, что с ней случилось за последние двенадцать часов.
Стараюсь не растягивать разговор надолго, но оборвать ее подробный отчет, конечно, тоже не могу. Да мне и самой не хочется: очень интересно послушать, все же путешествие не из легких. Кроме того, она считает своим долгом меня развлечь, полагая, что я одна в квартире страдаю по Сысоеву, хотя я, кто бы мог подумать, о нем за последние дни едва вспоминаю.
Демин за время телефонного разговора успевает погрустить под душем, поговорить с кем-то по мобильному на кухне, выпить чашку чая. Показать мне дважды знак, чтобы завязывала. Затем посмеяться над моими умоляющими жестами, но вроде бы относится понимающе. В итоге заваливается на диван с телефоном и погружается в свои мысли или социальные сети.
— Моя мама тоже любит поболтать, но у нас обычно сестра принимает удар на себя, — говорит, когда я, наконец, прощаюсь и откладываю мобильный в сторону.
— Вот в моем случае «сестра» — это как раз я. Хотя у нас с мамой не самые близкие отношения, если говорить откровенно. Я даже удивлена, что она позвонила мне первой, — замираю в дверях, прикидывая, как бы мне хотелось провести остаток вечера. — Это странно, наверное, но я больше привязана к отцу. У нас с ним полное взаимопонимание, даже про женские дела все объяснил мне именно он.
— Да ладно! — удивляется Демин. — Заметно, что он тебя обожает, но я почему-то решил, что люди такого плана дома бывают редко.
— И да, и нет. На меня он всегда находил время, плюс — я же поздний ребенок.
— А почему с мамой прохладные отношения? Мои могут часами висеть на телефоне, сплетничая. Да и сколько я помню, они не разлей вода. Особенно когда дело касается моей личной жизни. У вас с мамой совсем-совсем не было секретных разговоров?
— О чем? О женских делах? Она мне подсунула книжку лет в восемь, где все было написано, в принципе, понятно. Но вопросы не приветствовала, а я была ну о-о-очень любопытным ребенком, — посмеиваюсь над собой. — В отличие от отца. Он — моя стена, понимаешь? У меня был один болезненный эпизод в детстве. Хочешь, расскажу? И ты все поймешь.
— Конечно, — он ответил совершенно искренне. Я испытываю облегчение, мне действительно вдруг захотелось поговорить, но я немного опасалась, что его раздражает моя болтовня и он бы предпочел заняться сексом. Но нет, выглядит заинтересованным. Чтобы пощекотать его нервы, я быстро освежилась в душе и надела то самое платье, которое мне продала его бывшая жена.
С каждой минутой мне все больше нравится, что мы не спешим прыгнуть в кровать. До этого любое наше общение сводилось к ласкам, что, в общем-то, было приятно, но теперь, после сцены ревности, мне почему-то захотелось просто говорить с ним. Узнать о нем что-нибудь новое. Понять, что он за человек. Какую музыку любит, какие шутки его смешат.
Мы удобно устраиваемся на диване, я наливаю нам по половине бокала белого вина, которое мы едва пьем, делая глотки скорее для заполнения пауз, чем потому что хочется расслабиться.
— Да сильно и рассказывать нечего. Это единственный эпизод из ясельного возраста, который я не забыла. Он так и остался в голове. Мне было три или около того. Не спалось в садике во время сон-часа, и я начала изучать свое тело. Маялась, маялась — нужно было лежать тихо, чтобы никого не разбудить. Я долго разглядывала пальцы на руках и ногах, потом сгибала локти и наблюдала, как работают суставы. Крутила пальцем в пупке, а затем залезла под плавки. Ничего пошлого у меня точно на уме не было, я даже не догадывалась о том, откуда берутся дети. Потрогала, ощущения были необычными. И меня за этим делом застала воспитательница. Как она на меня кричала! Обзывала маленькой извращенкой, а потом, при всех, поставила на табуретку и спросила у детей: можно ли трогать писю? Все ответили: НЕТ! Я так рыдала.
— Вот идиотка, — качает головой Роман.
— Да, теперь-то я понимаю, она не от большого ума, но тогда-то мне было всего три! Вечером за мной пришел отец, а я так плакала, так боялась, что она ему расскажет и он тоже будет меня ругать. Умоляла не сообщать родителям, но она все равно ему рассказала. После чего отец… это вообще! Там было такое, я думала, он ее с землей сравняет! Я маленькая же была, плохо понимала, что происходит, но он без криков и скандалов так на нее наехал, что она покраснела как помидор. Он заявил ледяным тоном, что если она еще хотя бы раз унизит меня или хоть как-то обидит, он ее уничтожит. Так и сказал: «Я вас просто уничтожу». А потом отвел меня в кафе, накормил мороженым и заверил, что я ничего плохого не сделала. Но некоторые люди очень глупые, даже взрослые, и нужно их за это прощать. И я простила воспитателя. Больше ничего такого не было никогда, по крайней мере, я не помню. Но с тех пор я понимаю четко: что бы со мной ни случилось, как бы стыдно ни было — папа поможет.
Наверное, эту историю не стоило рассказывать, но почему-то мне захотелось. Мы проговорили с Ромой о детстве несколько часов, я узнала, что у него тоже замечательные родители, правда, крайне тревожная мама, поэтому он мало ей рассказывает о себе. Отец у него погиб, когда Роме было двадцать, с тех пор он по мере сил помогает маме и сестре, у которой уже третий брак по счету и от каждого мужа по ребенку. Демин заверил, что сестра у него хорошая, но совершенно не умеет выбирать мужчин. Сейчас вроде бы у нее все наладилось, и ей нравится жить на севере, везде есть плюсы.
