Поступил вызов, указания предельно ясные: предстоит штурм, необходимо оборудование, оружие для ближнего боя, в том числе огнестрел. Броня — максимальная. Тревожно, это не сутенеры подрались за теплое местечко, не рейд по аптекам в поисках запрещенных препаратов — как развлекались парни на той неделе. Плохо, что Леха сейчас на Кавказе, — когда надежный снайпер прикрывает, намного спокойнее. Но деваться некуда.
Оперативники снова играли в конспирацию, не люблю, когда так делают. На объект ехали молча, никто не знал, куда и что предстоит делать. Морально не подготовиться, настрой, как и обычно, боевой, но лучше бы заранее знать, что и как. Снежинка думала, это я сдал ее друга, ага, зачастую мы вообще не имеем понятия, куда вызвали и с какой целью. Детали сообщаются уже на месте — типа, чтобы не слили. Типа, хотя бы раз такое было.
Оказалось, заложник несовершеннолетний. Была наводка, наскоро обработали, ставки высокие. Операция слеплена так-сяк, но другого шанса может и не быть. Подъехали в темноте к торцу дома, незаметно, практически бесшумно просочились в дальний подъезд, по ступенькам бегом на крышу. Пробрались к нужной стороне здания, я — отвечаю за крепления. Времени в обрез, действовали в спешке. Спустились на десятый этаж по стене — полная тишина, только ветер в ушах и холод иголками по коже. Свет в нужных окнах не горит. Нас пятеро. Зависаем и ждем.
Только сердце колотится где-то в ушах. Каждая секунда ожидания может стать решающей. Ждем. Ждем. Сука, через полчаса молчание начинает действовать на нервы.
Видно плохо, но переговариваемся знаками. Все бесятся — холодно. Ждем. Через час уточняю по рации: связь вообще есть? О нас не забыли? Не забыли, команда прежняя. Свистка пока не было. Ребята в транспорте неподалеку, готовы прорываться через подъезд во входную дверь. В машине, конечно, ждать легче. Высотникам в этом плане никто не завидует.
Разминаемся прямо в воздухе, суставы деревенеют от долгого положения в одной позиции. Еще два часа — и из рации четко: «отбой». Наводка не подтвердилась, все было зря. Так бывает, иногда на одно и то же дело по пять раз выезжаем, иногда по трое суток караулим в засаде, меняя друг друга. Мы готовы помочь, но не всегда удается.
Так же спокойно поднимаемся, сворачиваем оборудование, как слышим новую команду: двигаться на исходную и снова ждать. В этот раз едва успеваем спуститься достаточно, как из рации громко: «Начали!!». Свет в окнах теперь горит, вижу четверых мужчин, в углу сидит девчонка. Слишком близко, придется действовать молниеносно. Достаю молоток, считаю про себя до трех, поднимаю его и разбиваю стекло. Рядом слышу, как осыпаются осколки еще двух окон. Под ор «Полиция!» мы заходим в помещение.
Через десять минут все закончено. Сработано безупречно, сопротивления не было, жертв тоже нет, заложница — живая, здоровая, правда, изрядно напуганная, в синяках. Жалко. В ее глазах ужас, мы уже догадались по крикам, чья дочка. К ее папашке бы так же ворваться однажды. Две стороны что-то не поделили, обе нас ненавидят, но в случае беды несложно догадаться, к кому обращаются.
Она смотрит в наши глаза, боится чуть ли не больше, чем похитителей. Кричит, когда оперативник касается ее плеча, но он всего лишь указывает на врачей скорой, что заходят с чемоданчиками. Все кончено, скоро этот ребенок будет дома.
Глава 34
Вечером следующего дня, когда уже отъезжаю от базы, звонит Леха, просит проведать мать. Это такого рода просьбы, которыми не пренебрегают. Точно так же я могу быть за тысячи километров, а Снежинка попадет в переделку. Мои друзья бросят все дела и выручат, что бы от них ни требовалось. Прикрываем друг друга по возможности. Вот только разгребать проблемы его семьи мне совсем не нравится. Беспросветные они.
— Съездишь? Просто глянь обстановку, потом мне набери. Со скуки маюсь, мысли в голове крутятся, — ему очень неудобно. Он та еще скотина наглая, а щас мнется.
— Ты говори четко, что делать надо? Давай вот без этого, хорошо?
Молчит. Потом произносит:
— А что, блть, сделаешь? Просто посмотри, если есть свободное время. Ничего я не сделаю, душа только ноет.
— Сейчас съезжу.
Его мать с отчимом живут в шикарной квартире с видом на Енисей. Воистину, богатые тоже плачут. Денег немерено, а толку-то? Перезваниваю ему через час.
— Ничего она, в настроении.
— Сильно? Он ее.
Ну а что тут скажешь?
— Да нет, не сказал бы. У них любовь-морковь, очень удивилась, когда я позвонил в дверь. Дескать, ты беспокоишься по ерунде.
— Да, блть, по ерунде. Однажды я его просто убью.
— И она будет на его могилке рыдать и тебя проклинать.
— Сам знаю. Ладно, спасибо. Стыдно, а что делать?
— Забей, бывает. Если что — звони.
* * *
Возвращаюсь домой. К ней. Было бы неплохо хотя бы раз остаться у себя на этой неделе, плинтусы прибить, краны прикрутить, и вот снова миную поворот на свою улицу, мысленно повторяя: «Не сегодня». Яна любопытная, вот-вот спросит, почему я ее в гости не приглашаю, а я ремонт еще не доделал. Долго один жил, как-то пофигу было, а когда к ней впервые в гости зашел — огляделся и понял, что проблему нужно решать.
Деньги есть, темпы впечатляют. Мать пару раз приезжала, чтобы запустить в квартиру рабочих, осталась под впечатлением. После развода мне долгое время ничего не нужно было, кроме работы, а сейчас чувствую, что оживаю.
Конечно же, я еду к Яне. Только полный псих будет прибивать плинтус, когда в нескольких километрах его ждет Яна.
Недавно мне сказали, что она для меня — слишком. Слишком красивая, богатая. Слишком «вау». Меня это немного взбесило, возможно, потому что частично — согласен. Но не на сто процентов. Моя карьера идет в гору, и дальше будет только лучше. Денег я заработаю, а в остальном у нас все складывается. Я тоже вполне — супер.
На пороге она меня не встречает, в квартире тихо. Нахожу красавицу в ванне, лежит, купается.
— Капец, как я замерз, ты как чувствовала, — поспешно раздеваюсь, забираюсь к ней. Вода при этом переливается через край, Янка смеется, обнимает меня руками и ногами.
— Холодный какой.
