— А где вы с ней жили? — перебиваю. Он хмурится:
— А, это тоже важно? У нее, выкупили вместе комнату, она в ней осталась. А эту квартиру я не так давно взял, бабуля наследство оставила, пополам с Инкой разделили, я добавил.
— Понятно. Это сколько вы прожили? Года три? — прикидываю в уме даты. Он хмурится, тоже считает.
— Да, где-то так. В общей сложности три-четыре. А потом напряг начал отражаться на работе. Психолог мне объяснила, что я увяз в больных отношениях. Когда людям плохо друг с другом, но расстаться они не могут. Ссориться и издеваться становится привычкой. От плохих привычек настоятельно рекомендуется избавляться.
— Ты посещал психолога?
— У нас есть в отряде. Мало ли вдруг у меня кукуха поехала, я на противоположный пол затаил обиду, а меня с автоматом в город выпустят. Психолог спросила, что мне дают эти отношения. А давали они мне постоянное чувство вины, ощущение нереализованности и раздражение. Их давно следовало прекращать. Мне просто было не до этого.
А потом и повод подвернулся. В очередной раз я приехал после месячного отсутствия, соскучился, поперся к ней. Машки дома не оказалось, хотя ночь. Только записка с текстом, что раз она меня ждет у окошка сколько требуется, теперь моя очередь ее искать по городу.
— Любой бы психанул, — а сама лихорадочно соображаю: вот это советы мне подкидывала его мама! Вот так удружила! Машка и правда боролась изо всех сил. Какое счастье, что я ничего ему не говорила, не умоляла и вообще даже не успела спросить, уйдет ли он со службы ради меня. Не предлагала помощь отца. Нетрудно представить, как бы он к этому отнесся.
— К тому моменту у меня секса не было почти полгода. Сейчас я вообще не понимаю, как я так долго выдерживал и зачем?
— А если я забеременею, — слежу за его реакцией, он вопросительно приподнимает брови, — или же по медпоказаниям нельзя будет заниматься любовью, для тебя это будет проблемой?
— Причем тут это? — сухо. — Она не была беременной или больной. Терпеть можно сколько угодно, когда видишь цель. Тут не было цели. Я считаю себя крайне спокойным человеком, иногда с такими тварями дело имеешь, велик соблазн в процессе задержания перестараться, но без отмашки сверху я ни разу такого себе не позволил.
Тем не менее, пределы есть у всех. Некоторое время я чисто от скуки переписывался с девушкой из моего универа, учились вместе давно еще, позвонил ей и уехал тратить командировочные. Потом раскаялся. Где-то через сутки, когда эмоции отпустили. Не горжусь, Янка. Так не делается. Надо было сначала точку поставить. Поехал за Машкой к ее родителям, все ей честно рассказал. Она, конечно, в слезы. Подали документы вместе, развелись.
— Это было два года назад?
— Да, как раз весной, но точной даты не помню. Потом она вроде бы успокоилась, через несколько месяцев внезапно встретились в одной компании. Ага, якобы случайно, она сдружилась с женой моего сослуживца Сереги. Ну и так получилось, я выпил, воспоминания накатили, сам не понял, как переспали.
Она призналась, что любит и все это время любила. Слишком сильно за меня переживает, не может справиться с собой. Но без меня — вообще смерть. И она готова на все, пообещала, что я никогда не увижу эти зареванные поросячьи глазки со вселенской тоской и отчаянием. Некоторое время мы с ней общались, пока меня не подстрелили в ногу.
Она прилетела в больницу, и я понял, что все, пздц. Я больше не могу ее видеть. Физически. Мне надо было скорее восстанавливаться, чтобы вернуться к своему делу, мы терли с хирургом, какие у меня шансы оправиться на сто процентов, прогноз был воодушевляющим. И тут мой взгляд упал на нее и до меня дошло, что она прямо сейчас молится о том, чтобы я остался инвалидом. В этот момент у меня что-то потухло внутри. Дошло, наконец, что я живу вообще без какой-либо поддержки и уже привык к этому. Норма. Годами без ласкового или доброго слова, не говоря уже о чем-то большем. Только нездоровые: я без тебя погибаю, не могу дышать, есть и так далее. Это неправильно, так не должно быть. С тех пор мы не виделись до той встречи в магазине.
А, вспомнил. Была еще какая-то мутная хе*ня, мне передали через Серегу, что она типа беременная, но так как по моей инициативе мы расстались окончательно, будет делать аборт. Я предохранялся, но мало ли. Звонил, она трубку не брала, писал сообщения, дескать, давай подумаем, жить не будем, но от алиментов я не отказываюсь. Мать ко мне приехала в истерике, сделай что-нибудь. В общем, я злой поперся к ней в салон, она в парикмахерской работала, схватил за руку, говорю: «едем в больницу подтверждать», тут-то она и призналась, что солгала и попросила прощения. Не знала, как еще меня удержать. Я тоже извинился, ушел и забыл как страшный сон.
— Ого, какая колоритная барышня, — выдыхаю.
— Ну все, я тебе нажаловался, пойдет? — Демин залпом выпивает бокал вина, не оттого, что нервничает, просто в горле пересохло. — Она была нормальной девахой, много было хорошего, оно и держало долго. Это я довел ее до такого. Ездил за ней зачем-то снова и снова, уговаривал. Периодами был слишком сосредоточен на работе. Многое не замечал. Кое-что игнорировал. Надо было сразу: не идет — расходимся. Но был моложе, казалось, это все от избытка любви. А потом дошло, что любовь — она другая. Она окрыляет, а не к земле прибивает. Силы дарит, даже если внешние обстоятельства плитой наваливаются. Я не люблю говорить о прошлых отношениях, мы же больше не будем?
Глава 40
— Не будем, Ром, — отвечаю скорее машинально, когда понимаю, что он все еще смотрит в ожидании реакции. В голове фейерверк мыслей. Самых разных. Его бывшую понять несложно: попробуй найди замену Демину. Он очень цельный, его или принимаешь каким есть, или даже не пытаешься. Рома предлагает мне вина, отказываюсь, у меня минералка в стакане.
Я не буду шантажировать его ребенком. Ни за что на свете.
— О чем задумалась? Напугал? Мне с тобой хорошо. Я и не знал, что так в принципе может быть. Ты интересуешься, как прошел мой день. На самом деле интересуешься, не для галочки. Тебе можно что-то рассказать. Опять же показать фотографии, какие-то записи. У тебя глаза горят в такие моменты.
— Как им не гореть, когда ты как человек-паук по стенам бегаешь. Я тоже за тебя волнуюсь. Очень, очень сильно.
— И я за тебя. Как иначе? Мы волнуемся за тех, кого любим. Но не нужно превращать беспокойство в манию. Это жизнь, случиться может что угодно. Мой отец прошел две чеченские кампании, а умер от осложнений после гриппа на своем диване. Несколько дней отказывался вызывать скорую. Ну как так-то? Теперь не жить, что ли? Я же не бухаю там, на этих обучающих мероприятиях, как вот те, что прошли накануне. Мы тренируемся, у нас броня, оружие, щиты. Никто под пули не кидается, мы заточены под жизнь. Беды ждать не надо, просто стоит быть к ней готовой.
Некоторое время он что-то листает в телефоне, я обдумываю сказку на ночь. Усни теперь, ага. Сказать или нет про беременность? Выдержу ли я его ритм жизни? Все вокруг твердят, что я маленькая избалованная девчонка, за которой необходимо присматривать. Демин же мне предлагает стать его опорой. Опорой для супергероя. Чтобы вместе молчать, когда заложники, не дай Бог, — дети. Когда тяжело и больно. Воодушевлять на восстановление после ранений. При этом быть достойной матерью его детям.
