Он прижимает меня к себе сильно, но буквально на мгновение, потом отпускает.
— Я вызову тебе такси, — говорит ниже, чем обычно. Берет телефон. — Говори адрес, — смотрит выжидающе.
— Я сама себе вызову, спасибо, — мягко отказываю, едва скрывая улыбку.
Следом приходит сообщение о зачислении пяти тысяч рублей на карту.
— Ты с ума сошел? Зачем?!
— Хочу заплатить за такси. И ужин.
— Который съели твои друзья?
Он кивает.
— Они нормальные парни, а поесть мы все любим. Не отказывай хотя бы в этом. Пожалуйста, Кать.
— Это слишком много, не стоило, — говорю я, — мне было приятно угостить вас.
Я понимаю, что ему это важно и не спорю. Беру плащ, сумку, он показывает пальцем на щеку, прося поцеловать себя напоследок, но я отрицательно качаю головой и убегаю как преступница.
Сердце колотится, в ушах шумит. Я ужасно хочу остаться, поцеловать его. И в щеку, и в висок. И в шею. Я всего его хочу. Целиком. Об этом стоит сказать психологу?
У всех нормальных людей после подобной ситуации развивается стокгольмский синдром, они сочувствуют бандитам, но хватаются за то, какие те плохие, и избавляются от дурацкой привязанности!
Как избавиться от привязанности к герою? Который не дает ни единого повода себя ненавидеть.
Пока спускаюсь по лестнице, даю себе обещание, что больше не приеду. Иначе мой посттравматический стресс сломает мне всю жизнь.
Глава 11
Ярослав
Брат не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Неужели все еще спит? Впечатываю кулак в ладонь, хожу по палате. За девять дней эти стены осточертели. От запаха лекарств и хлорки подташнивает. Вид из окна на участок дороги и деревья — все мои развлечения помимо планшета. Чувствую себя диким зверем в зоопарке. Деться некуда, сижу жду, пока накормят больничной дрянью да навестят любопытные.
Марина каждый день приходит, притаскивает измельченную еду. Дескать, пей через соломинку, вкусно. Питательно. Полезно.
Не пью. То ли из принципа, что не хочу есть ничего из ее рук, то ли потому что не доверяю — отравиться и правда опасно. Резинки, конечно, можно быстро перерезать, но это крайняя мера.
Оставляю на тумбочке, потом выливаю. Катя снова динамит. Не привык я к такому, но и злиться на нее не получается. Может, правда я ее возвращаю в воспоминания об ограблении, и ей не по себе? Ладно, для меня это просто день. Для нее событие всей жизни.
На все вопросы о физической нагрузке врач как попугай тараторит: «Поберечься». Рычать хочется! Впрочем, сквозь зубы у меня теперь иначе и не получается.
Несколько раз в день мне проводят санацию челюсти, приятного мало, но не смертельно. Теперь буду заботиться о себе сам. Спрашиваю у доброй молоденькой медсестрички, которая мне строит глазки:
— У меня клык вверху немного выбивается из общего ряда, как думаете, эти штуки могут заодно сделать «абсолют»? — приподнимаю брови. Она хихикает:
— Не уверена, Ярослав, — грозит мне указательным пальцем. — Этот вопрос лучше доктору задать.
— Доктор у меня без чувства юмора, хоть с виду и приветливый.
— Вы поменьше разговаривайте, вам лучше поберечься.
Опять это слово! У меня пропадает интерес к медсестре, я снова берусь за сотовый.
«Рус, меня выписали! Мне нужны ботинки и ключи от квартиры!»
Набираю брата — гудки идут, мертво! Ар-р-р! Документы лежат на тумбочке, меня благословили валить на все четыре стороны. Каждая лишняя минута в этих стенах буквально добивает! Он обещал забрать меня, мелкий засранец.
Что мне, в сланцах и носках по городу расхаживать?
Да нет, я могу. Похрен. Но в квартиру-то не попасть, если он ночует у подружки.
В дверь стучат — оборачиваюсь.
Это не брат, впрочем, даже к лучшему. Дверь осторожно приоткрывается, и мой взгляд намертво приклеивается к ее глазам. Они у нее разные, клянусь, я почитал, называется гетерохромия. На самом деле не слишком заметно, только если приглядишься. Левый глаз зеленый, правый — как бы тоже, но вокруг зрачка будто голубая корона или неровный ободок. Серьезно, не сказать, что именно броско, но внимание притягивает.
И получается, что пялишься в эти глаза, сам не понимаешь почему. А потом, когда доходит, уже и все остальное нравится.
— Привет, Ярослав! — Катя заходит и закрывает за собой дверь. В розовой толстовке и свободных джинсах, прямые волосы распущены. Фигура супер, я уже изучил за эти дни всю по миллиметру. И вообще она будто своей стала, родной. В общем, меня более чем устраивает.
— Привет! — развожу руки широко, хвастаясь бодростью. — Ты вовремя, потому что меня выписали!
Она делает несколько шагов вперед, рассматривает меня и почему-то не радуется, а хмурится.
— Но ты все равно диету соблюдай.
— Да понятно. Шины пока не снимают.
— Хорошо. Яр, я рада, что застала тебя. Хотела сначала написать, но потом решила, что правильнее сказать, глядя в глаза.
А у меня самоконтроль сбоит, я понимаю, что адски соскучился. Вот знаю ее чуть больше недели, а соскучился! Внутри горит. Не просто по женской ласке истосковался, хотя по ней тоже. Например, Марина и сослуживица Аня, что тоже навещала, немного волновали, но заглушил легко.
А вот Катя… Моя Катенька. Живая, здоровенькая, невредимая. Которая героем меня называла.
— Позже, — я подхожу и крепко обнимаю ее, прижимаю к себе изо всех сил своего ослабленного пустым чаем организма. У нее даже косточки хрустят, девушка ойкает. А почувствовав, как она обнимает меня в ответ за шею, как ее пальцы касаются моего затылка, проводят по нему, взъерошив волосы, я отстраняюсь от нее, чтобы через секунду впиться в губы.
Всем телом вздрагивает.
Да не бойся, не покусаю. В наморднике же.
Просто невинно целую, прижимаюсь своими губами к ее. Сам глаза закрываю, закатываются они, так хорошо. Внутри не просто пожар, там взрывы и огненная буря. Обхватываю ее лицо руками. Целую-целую-целую. Рот держу закрытым, чтобы не дай Боже не порезать, просто чмокаю. Не могу оторваться. Хорошенькая такая. Блть, я все решил, хочу и дальше быть для нее героем.
Она сначала отвечает. Первые несколько раз. А потом прижимает ладони к моей груди, будто отталкивая. Я поднимаю ее на руки, тащу к кровати, укладываю, нависаю сверху.
— Ярослав, Яр, перестань! — ахает она: — Что ты делаешь?! Сейчас войдут! — она паникует, глаза испуганные, мне аж неловко. Вроде же тянулась, искрило. Да я не стал бы ничего, так, побаловаться. Полежать сверху.
— Я тебя так ждал все эти дни. Так много всего хотел сказать… — шарю взглядом по ее лицу. Щеки розовые, глаза блестят, еще красивее, чем минуту назад. Голубая коронка вокруг зрачка. Целую снова в губы. Хорошо как, нравится.
