— Ярослав после ранения! — вспыхивает девушка.
— Ну-ну, — ржут парни. Н-да, зря я ей улыбнулся так широко и подмигнул, привычка. Она так смущается при мне, будто ближайшей ночью мне предстоит лишить ее девственности, и все об этом знают.
Сутки проходят довольно спокойно, всего один вызов — и то легкий. Затем целый день тренировок, во время которых несколько раз сбивается дыхание с непривычки.
А вот вечером меня ждет неприятный сюрприз.
— А где Катя? — спрашиваю у Руса, разуваясь. Была бы дома, выбежала встречать.
— Уехала сегодня утром, — говорит он. — Сказала, что к родителям.
— Ясно. Ты ее не обидел?
— Не, мы душевно поболтали вчера вечером. Я ее накормил, как и обещал тебе. Потом она пошла спать. Как сурок проспала почти сутки.
— А Уля где?
— Поссорились. Ничего, бывает, — отмахивается. Это правда, они часто ругаются, потом мирятся, и по кругу.
Набираю Катю, она не берет трубку. Пишу ей: «Не ответишь — поеду искать». Тут же раздается входящий.
— Яр, привет, — голос звучит немного гнусаво. — Прости, пока добежала до телефона…
— Ты куда сбежала? Я думал, ждешь меня.
— Мне вещи нужны были, я у родителей, все в порядке. Ты не приезжай сегодня, у меня такой сильный насморк… ужас, нос красный и распух. Температуры не было со вчерашнего дня.
Что-то не то, понимаю по интонациям. И дело не в насморке.
— Кать, что случилось? — задаю обычный вопрос. Она молчит, потом вздыхает и произносит:
— Вчера Фишер прилетел, — на одном дыхании. — Вы с ним разминулись.
— Блть, он тебя обидел? Давай я с ним поговорю, он уедет.
— Поэтому мне хотелось как можно скорее убраться из той квартиры. Прости, что не сказала сразу, не хотела, чтобы ты нервничал на работе. Ты ложись спать, завтра поговорим. Я у родителей, все в порядке. Весь день сегодня сплю, сейчас тоже лягу.
— Ла-адно, — тяну. — Если что — звони.
— Конечно. Яр?
— А?
— Я о тебе рассказала своим.
Усмехаюсь:
— И что они?
— В шоке, — она говорит тише, видимо, не одна в квартире. — Я не ожидала, что будут в таком сильном шоке! Оказывается, мой отец наслышан о твоем. Говорят, что я сошла с ума, и сын генерала женится только на дочери другого генерала.
Мне становится смешно.
— И родятся у них маленькие генеральчики. Ну да, непременно. Давай, отсыпайся, завтра встретимся. Чтобы была бодрой и здоровой.
— Буду стараться!
И все же мне кажется, что-то не то. Ее композиция сбоит, нуждается в выправлении. Может, родаки нагнали страха? Еще этот немец нарисовался, хотя подсознательно я ждал его появления. Я бы точно появился, если бы любил. А он, значит, все же любит.
Не успеваю переодеться в домашнее, как сотовый вновь вибрирует. На этот раз номер неизвестный.
— Да?
— Это Ярослав Богомолов? — голос мужской, интонации давящие, сразу с наездом. Отзеркаливаю:
— Верно, чем обязан?
— Поговорить надо. Наедине. Это Юрий Фишер. Знаешь такого?
О, вот ты-то мне и нужен.
— Сейчас? — бросаю взгляд на часы — половина восьмого.
— Да, на парковке за «Командором».
— Через двадцать минут.
— Отлично.
Я сбрасываю звонок, иду в ванную умыться — все же сутки не спал. Надо бы еще кофе выпить. По пути бросаю:
— Рус, собирайся, прикроешь меня. А то мало ли.
* * *
Мы решаем поехать на машине Руслана. Поначалу я прошу его не выходить из тачки, чтобы не мешать, договорились же переговорить с Фишером наедине. Но когда вижу на парковке толпу — человек десять, не меньше, — начинаю смеяться. Видимо, немчику нужна моральная поддержка для мужского разговора тет-а-тет. Он мне нравится все «больше».
Молча переглядываемся с братом и одновременно выходим из машины. Рус, не говоря ни слова, вытаскивает из-под водительского сиденья две биты.
Глава 35
Я иду впереди, брат отстает на несколько шагов.
При нашем приближении разговоры на стороне противника стихают, мужики подбираются. Примерно мои ровесники, плюс-минус пара лет. Гражданские, по глазам, позам вижу, что не бойцы. Напрягаются, завидев меня, лица вытянутые, боятся. Я для них угроза — и правильно, бойтесь.
Я не гуглил Фишера. Понимаю, что врага надо знать в лицо, но я не хотел, чтобы призрак принимал человеческие очертания. В виде образа использованной резинки он меня устраивал целиком и полностью.
В общем, разница не так уж и велика. Стандартный такой ариец, повыше меня, но тощий, бледный. Я бы ему дал немецкое гражданство просто по одной белобрысой роже.
Он выходит вперед. Со стороны посмотреть — мы будто на криминальной разборке.
— А биты-то зачем? — спрашивает он, кивая на Руса за моей спиной.
— Гарантия того, что разговор пройдет мирно, — стреляю глазами на группу поддержки. Одного из них знаю, он водил Катю на стендап. Если дойдет до драки, ему второму, после немца, выбью зубы. Перехожу к делу: — Тебе надо уехать. Ситуация неприятная, понимаю, я бы на твоем месте тоже бесился. Но так получилось. Просто уезжай из России, и ни у кого из нас не будет проблем.
— О том, чтобы не было проблем, тебе стоило подумать раньше. До того, как ты начал подкатывать к моей невесте, — отвечает он напряженно. Наш разговор не слышат, мы не повышаем голосов. Но общая атмосфера накалена до предела, пара десятков глаз неотрывно следит за малейшим движением каждого из нас. В любой момент все может покатиться в ад, а парковка у магазина стать полем боя. — Я навел о тебе справки, Богомолов, и Катю я тебе не отдам, — выплевывает. — Ты реально считаешь себя правым? Именно ты, а не я, влез в крепкую пару, разбил ее, воспользовавшись стрессом девушки. Тебе самому не стремно после этого? Нормально спишь? Ее чуть не убили, и ты воспользовался тем, что рядом не было меня, чтобы залезть к ней в трусы. Мужской поступок, по-твоему? И ради чего все это? Тебе она не нужна, поиграешь и бросишь, как всегда делаешь. А для меня она значит — все. Я по-хорошему тебя прошу, пока не стало хуже, отвали. Оставь нас в покое. Я ее увезу, и все забудется.
— Это не соревнования. Катя — девушка взрослая, выбор свой сделала сама, без давления. Смирись с тем, что он не в твою пользу. Я сейчас не буду никак реагировать на твои слова, потому что понимаю — ты в трансе. Но повторяю второй раз, и третьего не будет, — просто уезжай.
— Я уеду вместе с ней, — ярость кривит его лицо, я прищуриваюсь. — Скоро ты сам от нее откажешься. Скорее, чем думаешь. Хотел… перед этим посмотреть на тебя. Увидеть лично, из-за кого все началось. И да, все, что мне о тебе говорили, — правда. Ни совести, ни раскаяния.