Та же холеная физиономия. Вот только смерть стерла с нее все самодовольство. Теперь Олег выглядел совсем не так грозно, как вчера вечером, когда он пыжился и распускал перья перед Аней. Теперь он был просто жалким мертвым телом. Кто-то набросил ему на шею удавку и задушил его. Багровая полоса проходила по шее, она была узкой и тонкой, но края глубоко врезались в кожу. Убийца использовал какой-то шнур, леску или что-то вроде того. Видимо, Олег нападения не ожидал, потому что никакого сопротивления не оказал. Или же убийство случилось в другом месте, а сюда тело принесли потом и просто положили на траву.
Саша повертел головой по сторонам. Никаких следов на сухой траве не было видно. Значит, если тело Олега и приволокли, то несли его как минимум двое. Один человек тащил бы тело волоком, ноги оставили бы длинные борозды на земле.
– Скорей всего, у Олега тут была назначена с кем-то встреча. Он пришел, и его задушили.
И невольно Саша подумал про двух подозреваемых – Толика и Мишеля. Они оба, по словам Ани, были ночью в лесу. И значит, могли столкнуться с Олегом.
– Но почему он пришел именно сюда? Почему на эту полянку? Что, всем тут медом намазано? И Толику с Вероникой, и Мишелю, и Олегу. Допустим, Вероника с Толиком забрели случайно, Мишель их выслеживал, потому тут и оказался. Но Олег? Он-то откуда пронюхал про эту полянку?
И еще нельзя было забывать про Алену, которая в то же время вчера вечером болталась по лесу и тоже могла побывать на этой полянке, просто чуть раньше друзей.
Аня между тем всхлипнула:
– Он же приходил ко мне прошлой ночью.
– Ты про Олега?
– Наверное, Толик увидел нас с ним и захотел объясниться.
– При чем тут Толик?
– Это же из-за него Олежек так на меня рассердился. Это же из-за него мы с Олежкой поссорились. Мы с Толиком целовались, а Олежек это увидел. Ой, как он разозлился! Я думала, он мне руку сломает. Посмотри, даже синяки остались.
И шмыгая носом, Аня показала запястье, на котором и впрямь отчетливо виднелись синие следы.
– Но зачем ты целовалась еще и с Толиком?
Аня заплакала в голос:
– Я не по-настоящему! Я только его попросила показать, как это делается.
– Что делается?
– Как люди целуются, вот что! Толик сперва отказывался, смеялся даже, но я его уговорила. И он согласился мне показать.
– Но зачем? Зачем тебе это было нужно?
– Ты что, глупый? – воскликнула Аня. – Чтобы не ударить в грязь лицом, когда придется целоваться с Олегом. Зачем же еще!
Саша молча смотрел на нее в полнейшей оторопи. Никогда, никогда ему не научиться понимать этих женщин. Даже самые юные из них демонстрируют такую непредсказуемость.
– Никогда бы не подумал.
– У меня до Олежки никогда не было парней, а он был такой… мужественный, такой взрослый, я его очень стеснялась. Не хотела, чтобы он понял, какая я малолетняя дурочка и что я даже целоваться не умею. И вот и попросила Толика показать, как это делается. Сначала тебя хотела попросить, но ты был все время чем-то занят, вот я и пошла к Толику.
– Значит, до сегодняшней ночи ты с Олегом еще не…
– Нет!
– Вот так дела! – почесал в затылке Саша, не желая показать, какой огромный камень свалился у него с души.
Его маленькой сестренке ничего не угрожает! Она останется чистой и невинной, никакие Олеги не покусятся на то, что им не принадлежит. На какое-то мгновение Саша даже ощутил нечто вроде радости, что Олег мертв и больше не появится возле Ани. Но тут же Саша устыдился своих мыслей. Аня – это сестренка, любимая сестренка, но человеческая жизнь слишком драгоценна, чтобы вот так разбрасываться ею направо-налево. Конечно, вчера у Саши чесались руки, чтобы накостылять Олегу по первое число, даже совсем убить развратителя, но сегодня он понимал, что так делать было нельзя.
И мозг Саши вновь заработал в направлении того, как же могло так получиться, что Олег оказался на этой полянке в таком вот непрезентабельном виде.
– Получается, когда вы вчера утром упражнялись за домом с Толиком в поцелуях, то вас увидела не только Полина, но и Олег.
– И приревновал. А вечером он все мне высказал!
– Но целоваться тебя Толик учил еще утром?
– Да, сразу же после приезда. Мне очень не терпелось.
– Один раз?
– Мне хватило, Толик сказал, что я способная.
Саша оставил эту реплику своей легкомысленной сестрицы без комментариев.
Он думал уже совсем о другом:
– Целовались вы утром, но Олег уже был тут.
– Да.
– И как же Олег очутился в Павлове? Он что, следил за тобой?
– Не знаю. Во всяком случае, я ему точного адреса, куда еду, не говорила.
– Ясно, он следил. Потом нашел где-то здешних отморозков, которые поколотили Толика, чтобы отвадить его целоваться с чужими девушками. Вот почему те ребята требовали от Толика, чтобы он отстал от девчонки их пахана. А уже ближе к ночи Олежек явился к тебе сам, чтобы лично высказать, что он про тебя думает. А Толик, говоришь, ушел в лес лишь под утро?
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Ну, если бы он пошел сразу же за Олегом, то у нас появился бы отличный подозреваемый. Олег нанял местных гопников, чтобы те разобрались бы с Толиком. А Толик нашел Олега и поквитался с ним сам.
– Толик не мог этого сделать! Толик не убийца! Он наш брат!
С этим Саша был вынужден согласиться, но про себя он понимал, что статус брата для человека еще не является автоматическим гарантом его кристальной чистоты и невиновности.
– Кто-то твоего Олега прикончил.
– А Олег не мог… сам это сделать?
– Сам он не мог так себя задушить при всем желании. Даже вздумай Олег себя удавить, на шее осталась бы сама удавка. А ее нету. Вывод ясен: убийца ее забрал.
Аня снова шмыгнула носом и сказала:
– Надо вызвать полицию.
– Надо.
Разумеется, пока полиция добиралась до них, Саша с Бароном сдали Аню перепуганным родственникам, а сами еще несколько раз обошли полянку.
– Ищи, Бароша, ищи! Ты же молодец! Что-то он должен был тут оставить! Ты найдешь. Ты у меня умница!
Но ни умница, ни молодец не сумел найти ничего толкового. Приволок зачем-то пустую тубу из-под пилюль с хорошо различимым на ней названием препарата – «успокоин». Саша открыл ее, чтобы убедиться, что внутри и впрямь ничего нет, и ему на ладонь высыпалось несколько белых крупинок. Некоторые были поменьше, некоторые покрупней, был еще белый порошок, но немного. Создавалось впечатление, что кто-то небрежно потряс или как-то иначе раскрошил лекарство, от которого остались одни крошки.
