– А ты чего?
– Ты чего задумала?
– Сам не догадываешься? Объяснить? Я могу!
Катрина многозначительно потерлась о Сашу, видимо, намекая, что не прочь, чтобы и он поерзал по ней в ответ.
– Обними меня. Прижми к себе. Да нет же, глупый, сильней! Сильней!
Неизвестно, чем бы все это закончилось, потому что Саша был мужчиной молодым и холостым, а Катрина – девушкой весьма легкодоступной, но тут из другого угла комнаты донесся скрипучий старческий голос.
Катрина громко ахнула:
– Кто здесь!
Это была все та же Эльза Константиновна, которая произнесла:
– Вот лежу тут и думаю, кто же первым обо мне вспомнит. А это ты, Сашок!
Катрина взвизгнула и ринулась к двери. Не прошло и секунды, как ее и след простыл.
– А кто это с тобой был? Что за девушка?
– Катрина.
– Шалава! – с явным удовольствием констатировала бабка. – Как и ее мать! Как вся их семейка! Говорила я Витьке, не женись на проститутке, но разве же он когда-нибудь мать слушал? Залил зенки да и женился на интердевочке!
– О чем вы говорите?
– Не знал, что Ритка раньше валютной проституткой подрабатывала? Ну да, были такие девки, которые с иностранцами за валюту спали. Подсудное, между прочим, дело. Но всех интердевочек КГБ пасло, девки с иностранцами спали, а те им секреты выбалтывали.
– Когда это было! Еще при СССР!
– И что? Если человек смолоду гнилой, так он и с годами лучше не станет. Если в яблочке червячок поселился, сможет яблоко вновь стать целым?
– Нет.
– Вот то-то и оно! Другое дело, что сынок мой тоже тот еще подарочек, ты про своего дядю всего того не знаешь, что я знаю, так что они, можно сказать, друг дружку нашли. Но это их дело, я их судить не вправе, у самой грехов предостаточно. Только вот этого они от меня не получат!
И Эльза Константиновна потрясла в воздухе чем-то похожим на книгу в твердом переплете. Книга, судя по всему, была весьма увесистой, удерживала ее бабка с заметным трудом.
– Пусть даже не надеются получить их от меня!
Внутри книги что-то отчетливо громыхало, и внезапно Сашу осенило, что это может быть такое. Да это же тот самый знаменитый альбом, приобретенный еще дедом Юрой для своей замечательной коллекции. Но одновременно Саша отметил и еще одну вещь, что цвет лица у пожилой женщины какой-то подозрительно красный, прямо свекольный. И дышит она с заметным трудом.
И он с тревогой спросил:
– Бабушка Эльза, вы себя хорошо чувствуете?
Но она, словно и не слышала:
– Пусть даже не надеются! – кричала бабка, явно вся в своих мыслях. – Никому ничего не дам! Ни Петьке! Ни Мишке! Ни Витьке! Витьке тем более не дам! Ничего! Никогда! Ни монетки! Ни соверена! Ни луидора! Ни ду… ду… дуката…
Дыхание у Эльзы Константиновны внезапно прервалось. Рука с зажатым в ней альбомом с монетами упала вдоль тела, а лицо женщины приобрело нехороший белый цвет. Контраст с тем свекольным румянцем, который только что заливал все ее лицо, был тем разительней, что бледность начала переходить в синеву. Происходило это с пугающей быстротой, и Саша подбежал к бабушке.
Схватил за руку, но тут же спохватился, увидев безумный взгляд женщины. Говорить она не могла, дышала и то с трудом, но все же тянула к себе Сашу. Ему стало жутковато, показалось, что бабушка хочет сотворить с ним что-то жуткое. Отчего-то в голову полезли непрошеные мысли о том, что потомственная ведьма не может умереть, покуда не передаст свой дар, он же проклятие, кому-нибудь из близких. Но тут же Саша устыдился, вот тюфяк, испугался пожилой женщины. Да и колдунья женского пола должна была передать свой дар кому-нибудь из девушек. Нечего ему бояться двоюродной бабули.
– Возьми!
И в руки Саше скользнул альбом. Был он тяжеленький, но молодому человеку некогда было его разглядывать.
– Поклянись, – шептала Эльза Константиновна свистящим шепотом, словно ей отчаянно не хватало дыхания. – Поклянись мне! Никому! Ничего! Ни единой монетки!
И тут она внезапно разразилась таким громким кашлем, что у Саши даже уши заложило. Но при этом он с облегчением убедился, что, закашлявшись, старушка стала выглядеть лучше. И бледность ушла, и свекольный румянец не вернулся. Нормальный естественный цвет лица получился. Но вот дотронувшись до бабушки, Саша понял, что у нее сильный жар. Старушка буквально горела. Теперь по ее лицу тек пот.
– Вы заболели! – испугался Саша. – Вам нужен врач!
Саша начал судорожно вспоминать, какой номер годится для вызова врача. Но все мысли Эльзы Константиновны по-прежнему были вместе с ее альбомом.
– Спрячь! – шептала она. – Убери его! Я тебе верю!
Но Саше было не до монет.
Он кинулся к дверям, крича:
– Сейчас же вызовите врача! Бабушке Эльзе плохо!
Оглянулся и увидел, что Эльза Константиновна лежит как-то подозрительно тихо и не шевелится.
– Умерла!
Разумеется, возглас Саши сработал с точностью до наоборот. Вместо того чтобы бежать за врачом, все сорвались со своих мест и рванули в комнату к старушке. Услышав топот ног своих многочисленных родственников, Саша схватил альбом и сунул его в ящик письменного стола, прикрыв какими-то бумагами. Ящик запирался на ключ, который Саша и повернул. Теперь альбом находился в надежном убежище, а Саша смог вернуться к Эльзе Константиновне.
Первым в комнату ворвался дядя Витя и тут же обругал Сашу:
– Что ты с ней сделал?!
Саша пытался объяснить, что уже застал Эльзу Константиновну в плохом состоянии. Но дядя Витя не стал его слушать. Он упал на кровать, на которой лежала его мать, и горестно заломил руки:
– Мамочка! Мама! На кого же ты нас оставила! О, какое горе!
Он обнимал женщину, целовал ее, тормошил, пытался вернуть ее в сознание. Саша удивился. Что-то раньше он не замечал у дяди Вити такого эмоционального накала чувств. Но тут же Саша заметил, что, рыдая возле своей матери и делая вид, что обнимает ее, дядя Витя шарит в складках мехового одеяла, которым была укрыта женщина. Похоже, не так уж он был убит горем, если пытался нащупать нечто, что там могло находиться. Обшарив всю кровать и убедившись, что ничего, кроме Эльзы Константиновны, нету, дядя Витя на мгновение замер в недоумении.
А потом воскликнул:
– Как я забыл! У нее же была с собой сумка!
– Сумка?
– А в сумке лекарства! Где ее сумка?
И дядя Витя свирепо уставился на Сашу.
– Где сумка?
– Я не знаю. Я не видел!
К этому времени в комнате собралось уже достаточно народу, и дядя Витя распорядился:
