Он вразвалку, словно бывалый моряк, вышел из квартиры, чуть не забыв закрыть дверь.
– Что, собственно говоря, у меня можно украсть? – хихикнул Денис, когда Потапов указал ему на незапертую квартиру. – Только ненормальные станут искать здесь золото-бриллианты.
Следователь подтолкнул его в спину:
– Иди, иди, шутник.
Оказавшись в салоне машины, Игнатов не переставал балагурить, но опытные следователи видели: за маской напускной бравады скрывался настоящий страх. Когда они приехали в отдел, Юрий позвал Рудольфа, и тот сразу прибежал со своими пакетиками, колбочками и палочками.
– Открой ротик, малыш, – весело сказал он Денису, вальяжно развалившемуся на стуле. – Это не больно, ручаюсь.
Серые глаза подозреваемого забегали, пальцы нервно выстукивали чечетку на колене.
– Это еще зачем?
– Видишь ли, кое в чем ты прав. – Ткаченко пристально посмотрел на задержанного. – Твои полеты в Южноморск ничего не доказывают. Это лишь косвенные улики. Но у сторожа, который, перед тем как упасть, схватил тебя за руку и оцарапал, – он показал на уже заживающие царапины у кисти юноши, – под ногтями остался твой эпителий. Из него несложно выделить ДНК. А это уже приговор, мой мальчик.
Денис заерзал на стуле, будто на раскаленной сковороде.
– Какой сторож? – Он хотел крикнуть, но голос сорвался. – Я не знаю никакого сторожа. А поцарапала меня соседская кошка. Можете узнать в нашем доме, она действительно живет в квартире напротив.
– Тогда тебе совершенно нечего бояться, – успокоил его Андрей. – Значит, ты не был ночью на кладбище, не раскапывал могилу своей двоюродной сестры и не бил сторожа лопатой по голове.
Денис потупился и отвернулся.
– Я больше не скажу ни слова, – заявил он.
– Это твое право. – Потапов наклонил голову. – Ты наверняка пересмотрел массу детективов и прекрасно знаешь, что чистосердечное зачтется в суде. Но если ты все же решил уйти в несознанку, повторяю, это твое право.
Парень ничего не ответил и, когда Юрий попросил сержанта увести Дениса в камеру, лишь бросил затравленный взгляд на полицейских.
– Мы его дожмем, – заявил Андрей очень уверенно. – Вот увидишь, дожмем. Нужно время и новые факты. А новые факты, надеюсь, преподнесут мои ребята. – Он выслал Сергею фотографию Дениса, которого успел незаметно щелкнуть.
Вскоре Морозов и Ротов действительно прислали показания бармена, который видел Илларионова и Игнатова, выпивавших за одним столиком. Борисыч, взявший кровь Платона на анализ, обнаружил в ней остатки снотворного, вероятно, добавленного в спиртные напитки предпринимателю. Эксперт подтвердил, что все это могло привести несчастного Илларионова в состояние «овоща», и прыткому Денису ничего не помешало взять ключи от его машины и расправиться с Игорем и Чуней. Кроме того, в домах убитых вскоре были обнаружены и отпечатки молодого человека, не привыкшего к уборке и не потрудившегося как следует протереть все, к чему прикасался. Правда, у полицейских оставались кое-какие вопросы: как, например, молодой человек вышел на Чуню – но в целом его вина была доказана. Анализ ДНК стал чистой формальностью, но и он подтвердил на следующий день причастность Игнатова к преступлению.
Когда молодого человека, бледного как мел, привели в кабинет Ткаченко, он уже не выглядел самодовольным и наглым, скорее испуганным ребенком, потерявшимся в супермаркете и не знавшим, что делать дальше – разве только звать маму, но она почему-то не шла и не шла. Юрий разложил перед ним листы с результатами экспертизы.
– Если нужно, я все могу пояснить, – бросил он, брезгливо глядя на Дениса – парень вызывал у него тошноту. – Но ты вроде грамотный и сам способен разобраться.
Игнатов обреченно кивнул, взял в руки документы и принялся внимательно читать, морща лоб.
– В подногтевом содержимом несчастного сторожа, который навсегда останется инвалидом, таки твой эпителий, – буркнул Ткаченко, и Потапов невольно улыбнулся: его новый друг не был знаком с Борисычем и вдруг заговорил, как их эксперт. – Кроме того, ты немного наследил в домах Игоря Илларионова и Чуни.
Денис молчал, опустив голову.
– Есть еще кое-что, – продолжал следователь. – В баре ты не подумал о камерах, а они тебя запечатлели. Прежде чем кормить снотворным несчастного Платона, нужно было уточнить, какую дозу можно добавлять в спиртное без ущерба для здоровья. Ты чуть не угрохал и его.
Игнатов закусил губу, но продолжал молчать.
– В принципе, теперь нам и не нужно твое признание, – заключил Юрий. – Этих доказательств вполне хватит, чтобы засадить тебя надолго. Тебе повезло, парень, что у нас отменили смертную казнь: я считаю, что пулю в лоб ты заслужил. На твоей совести смерть трех человек. Трех, представляешь? Это заставляет сомневаться в том, что ты тоже человек. Особенно когда думаешь, как ты спокойно пытал беззащитную старушку, свою двоюродную бабушку. В общем, ты мне противен, и я больше не хочу тебя видеть. Мы передаем дело в прокуратуру.
– А если я признаюсь? – робко проговорил Денис, облизывая нижнюю полную губу. – Вам же не все известно. Вы же хотели знать, как я вышел на Чуню. – Он умоляюще посмотрел на полицейских.
Мужчины переглянулись. Андрей махнул рукой:
– Валяй. Пусть суд решает, что с тобой делать.
Денис нервно глотнул и спросил:
– Скажите, вам известно, что такое родители-алкоголики?
Глава 46
Санкт-Петербург, 1907
Безвременная смерть генерала фон Шейна потрясла столицу. Несмотря на то, что последнюю неделю мужчина жаловался на здоровье, худел, хирел, такого исхода не ожидал никто. Ольге достался особняк со всей обстановкой, деньги в банке и – самое главное – положение в обществе. Она по-прежнему оставалась баронессой, генеральшей, и ни одна живая душа не ведала, что фон Шейн не выгнал ее только потому, что занемог.
Незадолго до смерти он переселился в комнаты первого этажа, совсем не разговаривал с женой, а она, впрочем, и не возражала. На пышных похоронах Ольга изображала безутешную вдову, сделала попытку броситься в могилу за гробом, не без удовольствия слушая, как общество жалеет несчастную. Лишь сестра генерала, худая особа с рябым лицом, засидевшаяся в девках, глядела на нее с ненавистью, а после похорон подошла к генеральше и выпалила:
– Если вы думаете, что вам сойдет это с рук, то ошибаетесь. Я не отстану от вас, пока вы не окажетесь на скамье подсудимых.
Ольга удивленно приподняла черные брови.
– Что не сойдет мне с рук?
– Убийство моего брата, – прошипела старая дева. – Я знаю, что вы его отравили. И я докажу это.
