Мы сгрудились на кровати Сесили, и я открыл книгу. Самой Сесили, пожалуй, интереснее было вплетать мне в волосы перья, чем слушать историю. Изабель развлекалась, размазывая румяна мне по щекам. А вот трое младших насторожили ушки, словно маленькие волчата. Я читал повесть о короле Артуре и великане с горы Сен-Мишель. Великан наводил ужас на окрестные деревни, грабя и убивая крестьян. Тогда селяне обратились к королю Артуру, умоляя спасти их… Младшая из девочек, четырёхлетняя Молли, уткнулась мне в коленки, когда я читал, как великан пожирает двенадцать детей, насадив их на вертел, словно цыплят. А потом она и нежная Эмма изо всех сил вцепились в меня, слушая, как Артур и великан, схватившись, покатились по склону горы к морю, и великий король Британии в конце концов поразил чудовище своим кинжалом.
Потом девочки умоляли меня почитать ещё, но Том шикнул на них и загнал под одеяла.
– Для одного вечера хватит. Завтра будет другая история.
Мы задули свечи и вышли на улицу, усевшись на чисто вымытые ступени возле задней двери. Том протянул мне тряпку, чтобы стереть с лица румяна. Пока я приводил себя в порядок, он искоса поглядывал на меня.
– В чём дело? – спросил я.
– Ты отлично прочитал сказку.
– Да?
– Угу. – Он вздохнул. – Ну и во что же ты втянешь меня на сей раз?
– Ты о чём?
– Да ладно, я знаю этот твой взгляд.
Я не смог удержаться. Великан с горы Сен-Мишель забрал у жителей деревни всё, но потом появился король Артур и спас их. Никто не пришёл, чтобы спасти меня. Возможно, я не сумел разгадать загадку мастера Бенедикта, но я знал, что могу сделать сегодня вечером.
Культ Архангела отобрал у меня учителя. Гильдия аптекарей отняла мой дом. Лишь одна вещь по-прежнему была моей – кубик-головоломка. И пусть я сгорю в аду, если позволю кому-нибудь отнять и его.
Глава 14
– Это безумие! – прошипел Том.
– Ты уже говорил.
– Но мы продолжаем всё это делать! Так вот, с твоего позволения, скажу: ты рехнулся.
В чём-то он был прав. Пробираться по лондонским переулкам в полночь – не самая здравая идея. В лучшем случае вы встретите бессчётное количество пьяных. В худшем – не увидите восход солнца. А если столкнётесь с приходским констеблем, патрулирующим улицы, то он скорее проломит вам череп, нежели спросит, что вы тут делаете. Поскольку решит, что от вас добра не жди.
Фонари не горели. Городские законы запрещали зажигать их после девяти вечера. Существовали факельщики, которых можно было нанять, чтобы осветить вам дорогу, но, ясное дело, не в нашем случае. Путь нам освещал лишь полумесяц, разливая в тумане серебристое сияние. К счастью, наша аптека была недалеко – всего через три улицы от дома Томаса. Мы увернулись от грохочущей повозки ночных мусорщиков, миновали ещё один переулок, перелезли через каменный забор и оказались у задней двери аптеки.
– И как мы туда войдём? – спросил Том. – Я думал, люди из совета гильдии забрали ключи.
Так и есть: забрали. Вот только они не знали о ключе, который спрятал мастер Бенедикт, а я ничего о нём не сказал. В дальнем углу дома возвышалась колонна из потрескавшегося кирпича – внешняя стенка дымохода. Я провёл по ней пальцами, отыскивая символ. Он был выгравирован слева, примерно на уровне глаз, и не заметен в переплетении трещин на кирпиче.
Том склонил голову набок.
– Это же вроде планета?
Он был прав. Знак символизировал Марс. Я всегда недоумевал, почему мастер Бенедикт выбрал именно его, чтобы пометить тайник с ключом. Пока я раздумывал, что-то вдруг зашуршало и забилось прямо перед моим лицом. Я отпрыгнул. Том издал визг – какого я никак не ожидал от парня его габаритов.
Сердце ещё бешено стучало, когда я понял, что это просто голубь. Птица взмахнула крыльями и приземлилась рядом со мной. В лунном свете я тотчас узнал её.
– Бриджит!
Она заворковала.
Я опустился на колени и взял голубку в руки. Она прижалась к моим пальцам.
– Ты что здесь делаешь? – спросил я.
Том указал вверх.
– Гляди.
Над нами, на краю крыши, покачивалась от ветра распахнутая дверь голубятни. Я выругался. Совет гильдии отправил сюда какого-то идиота; покормив голубей, он не закрыл дверцу. Наверняка все наши птицы разлетелись. А в дикой природе Бриджит могла и не выжить.
Встревоженная звуком моего голоса, Бриджит забилась. Я перестал ругаться и погладил её перья, стараясь успокоить голубку. Однако она по-прежнему выглядела обиженной.
Том нервно оглянулся.
– Мы не можем торчать здесь всю ночь.
И снова он прав. Держа Бриджит в одной руке, второй я потянул на себя кирпич с символом Марса. Он выскользнул наружу, царапнув по кладке. За ним открылась небольшая ниша, где лежал ключ от нашего дома.
Меж тем, когда я подошёл к задней двери, выяснилось, что она открыта. Тот идиот, который кормил голубей, и эту дверь не потрудился запереть! Я готов был снова начать ругаться, но, войдя в дом, лишился дара речи.
Нашу мастерскую разграбили.
В печи ещё слабо горел огонь, давая достаточно света, чтобы оценить масштабы бедствия. Горшки и прочая посуда разбросаны по скамьям. Раскрытые книги валяются на полу, словно мусор. Глиняные банки перевёрнуты, и в грязи взблёскивают разноцветные искры рассыпанных порошков. Даже погреб-ледник оказался открыт, и драгоценные куски льда таяли.
Бриджит издала придушенный клёкот, и я понял, что слишком сильно стиснул её в руке.
Том потянул меня за рукав.
– Надо уходить.
Я не мог. Не слушая призывы Тома, я направился в лавку, ожидая худшего. Мне сделалось дурно.
Половина банок сброшены с полок – некоторые опрокинуты, некоторые разбиты. Травы и порошки валялись по всей комнате. Здесь тоже были книги, разорванные на части. Обрывки страниц лежали на полу, словно испещрённые чернилами снежные хлопья. Даже чучела животных не пощадили – все они были взрезаны, и разлетевшаяся солома довершала картину разгрома.
У меня затряслись плечи. Чудовища! Злобные изверги! Они намерены уничтожить всё, что было мне дорого? На миг мне вновь захотелось умереть. Но я помнил своё обещание. Я вытер глаза и загнал ненависть внутрь, поглубже, позволив ей бурлить во мне.
Пояс учителя лежал в углу, наполовину засыпанный листьями ежевики. Я бросил ключ на прилавок, посадил туда же Бриджит и поднял пояс. От него ещё исходил слабый запах египетского ладана, напоминавший мне о мастере Бенедикте. Я стряхнул листья и обернул пояс вокруг талии. Он отлично подошёл мне.
