Я показал Тому запись в дневнике мастера Бенедикта – о смерти его ученика.
– Ужасно, – сказал Том. – Но почему это так важно для тебя?
– Потому что, если мастер Бенедикт был специалистом по чуме, очень странно, что он никогда и ничего мне об этом не говорил.
Мы с учителем обсуждали буквально всё. Наши беседы были одной из тех вещей, которых мне особенно остро не хватало после смерти мастера Бенедикта. Между тем за все три года моего ученичества я подумал о надвигающейся чуме лишь раз: в декабре прошлого года, когда в небе появилась комета. Все соглашались, что комета была предвестницей ужасных событий. Некоторые предсказывали чуму. Обеспокоенный, я спросил об этом учителя, когда в тот вечер принёс ему суп. Он сидел тихо, наблюдая, как от миски поднимается пар.
– Мы никогда не знаем наверняка, что именно предвещает комета.
– Но может ли она означать, что придёт чума? – спросил я.
Мастер Бенедикт так долго молчал, что я засомневался, ответит ли он вообще. Наконец, учитель сказал:
– Давайте помолимся, чтобы этого не произошло.
И больше он никогда не говорил ни слова о чуме.
Том вернул мне книгу.
– Доктор Парретт познакомился с твоим учителем в 1652 году. Его ученик умер в 1636-м. Все меняется. Может, мастер Бенедикт двинулся дальше? Вместо чумы начал работать над… – он понизил голос, – «Огнём Архангела».
– Может быть.
Всё это казалось очень странным.
– Ладно. А ты не хочешь мне рассказать, что случилось, пока меня не было в ратуше? А?
Я поднял взгляд от записок учителя.
– О чём ты?
– Я видел тебя, когда вернулся. Что-то было не так.
Я не знал, сколько можно рассказать Тому. Я пошарил среди куч пергаментов, ища другой набор заметок, которые были, помнится, когда-то давно. Разыскав их в стопке пергаментов, перевязанной бечёвкой, я показал записи Тому. Он застонал.
О других мирах и их обитателях: ангелах, демонах и прочих разнообразных существах.
– Только не это! – сказал он.
– Слушай.
Я пролистал до нужного отрывка и начал читать:
Архангел Михаил служит Богу преданнее всех. Будучи Его генералом, Михаил ведёт армии Господа в битву со слугами ада. Его силы – это Божий дар. Его священный огонь сжигает грешников и нечестивцев. Если бы только мы могли использовать этот дар! Какие чудеса мы сумели бы создать?
– Мастер Бенедикт написал это почти сорок лет назад, – сказал я. – Он был ещё учеником, но уже тогда хотел сотворить невероятное. То, что никто и никогда не делал до него.
– И какое это имеет отношение к ратуше? – спросил Том.
– Мельхиор знал, – сказал я. – Он знал об «Огне Архангела».
У Тома отвисла челюсть.
– Да?
– Думаю, он не знал об «Огне» как таковом, но понимал, что я сделал нечто подобное. Он сказал мне, что я ходил за ангелом, а теперь ангел ходит за мной мной.
Я провёл пальцем по половицам, размышляя о пророчестве Мельхиора.
– И он сказал, что это был ангел смерти.
Том скрестил пальцы и прижал их к груди.
– Что ещё он сказал?
«Человек, которого ты любишь, умрёт…»
– Ничего, – ответил я. – Но послушай-ка вот это.
И я снова принялся читать записи мастера Бенедикта:
Помимо служения Богу в качестве Его генерала, Михаил в более широком смысле является символом исцеления и защиты.
– Звучит неплохо, – заметил Том.
– О… – сказал Том.
– Дальше хуже, – предупредил я.
Согласно учению Римско-католической церкви, Михаил возносит души умерших на небеса. В час их смерти он спускается и даёт каждой душе возможность искупить грехи. Однако Михаил не единственный ангел смерти в теистических учениях. Его противник – Самаэль-разрушитель. Самаэль – антипод Михаила и его враг. Согласно некоторым источникам Самаэль вместе с Люцифером стоит во главе всех демонов и командует мятежными армиями, противостоящими небесному воинству. Он архангел смерти и льёт в уста людей яд. Этот яд разъедает их изнутри, и они умирают.
Том скрестил пальцы с такой силой, что они побелели.
– Чума! Тут говорится о чуме!
Именно это и встревожило меня более всего. По словам доктора Парретта, Мельхиор предсказывал ход чумы. Он знал об ангелах. Он знал, что я сделал нечто, связанное с ними. И его люди проникли в мой дом. Почему? Был ли этот отрывок ответом? Возможно, всё это имеет какое-то отношение к «Огню Архангела»? Или же дело в чуме? Мой учитель был известен как специалист по чуме. Может, воры искали некий рецепт, как и думал лорд Эшкомб? Или некие заметки, где мой учитель писал, как бороться с чумой? Но если и правда существовали такие записи, почему я их нигде не нашёл? И почему мастер Бенедикт никогда не обсуждал чуму со мной?
Мельхиор видел ангела смерти в ратуше. И сказал, что на мне его печать…
«Что, если это моя вина?» – подумал я. Что, если использование «Огня Архангела» привлекло внимание Михаила? И хуже того: внимание Самаэля. Может, Самаэль и есть ангел, нависший надо мной? Ангел, которого узрел Мельхиор…
«Человек, которого ты любишь, умрёт».
После гибели мастера Бенедикта остался лишь один такой человек. И он сидел сейчас напротив меня, с возрастающим страхом просматривая страницу за страницей… Мне тоже стало страшно.
Что, если я убил своего лучшего друга?..
Мы ещё пару часов изучали записи мастера Бенедикта, ища что-нибудь, связанное с ангелами смерти. Потом я пошёл проведать Салли. Несмотря на боль, она починила всю мою одежду и с довольным видом продемонстрировала её мне.
Том был изумлён.
– Очень уж она жизнерадостная для безработной и бездомной девчонки, которую вдобавок недавно избили.
Но я понимал Салли. Ведь я тоже был из Криплгейта.
– Сегодня утром, – сказал я, – она ещё жила на улице, не зная, куда податься и что с ней станется. А теперь у неё появилась крыша над головой, и в желудке есть еда. Может, Салли и избили, но дела её идут намного лучше, чем она могла надеяться.
Если бы не мастер Бенедикт, я жил бы так же. И я по-прежнему тревожился о судьбе Салли, поскольку не мог оставить её здесь надолго. Тем не менее я был рад, что она пришла ко мне за помощью.
Я продолжал читать до самого вечера, иногда спускаясь на первый этаж, чтобы составить компанию Тому. Мой друг пёк нам булочки из муки, купленной сегодня на рынке. Они наполнили дом чудесным ароматом свежего хлеба. Я раз и навсегда выбрал для себя ремесло аптекаря, но нельзя было отрицать, что профессия Тома пахла намного лучше, чем моя.
