Я был не единственным, кто задавался этим вопросом. Когда мы перешли из столовой в гостиную, я разыскал Гайара и обнаружил, что он тоже хочет поговорить со мной. Он объяснил, что попросил Шателена устроить нам встречу – именно по той причине, на которую я надеялся. Я спросил Гайара, остался ли у него волохоси.
– Да, – сказал он. – Я продал часть его другому аптекарю, который услышал мою историю и удивился так же, как и вы. Но Шателен сказал мне, что вы аптекарь, обладающий огромными знаниями о чуме. Так что я готов иметь с вами дело.
Он проницательно посмотрел на меня.
– Я отдам вам остатки волохоси бесплатно. В свою очередь, если вы обнаружите, что это растение действительно может лечить, тогда мы с вами поделим прибыль поровну. Если вам понадобится больше, я вернусь на Мадагаскар и привезу столько, сколько вы пожелаете.
Я с радостью согласился на сделку. Впервые за двадцать лет я наконец-то увидел реальную возможность создать лекарство.
Я перелистывал страницы всё быстрее и быстрее. В последующие месяцы в дневнике было меньше записей – только описания экспериментов моего учителя и их результаты. И результат всегда был одним и тем же.
Ничего.
Последняя запись датировалась двадцать шестым ноября.
Достаточно. Я завершил эксперименты. Лекарство не действует. Я проверил волохоси всеми возможными способами. Яд можно устранить, если вываривать растение в воде не менее часа, но после этого у него не остаётся никаких лекарственных свойств. Я не могу извлечь из него экстракт, который хоть как-то боролся бы с чумой. Если уж на то пошло, его применение приносит только вред.
Что же касается противоядия, то от него тоже мало проку. Я подтвердил открытие корабельного врача: если отравление волохоси ещё не достигло фатальной стадии, большие дозы порошкообразного древесного угля и сахара могут действовать как противоядие. Но ни в каком количестве, без каких-либо дополнительных ингредиентов, ни уголь, ни сахар ни в малейшей степени не исцеляют от чумы.
Я не буду продолжать эти исследования. Исаак прислал мне из Лондона новости. Он пишет, что приобрёл свиток из Иерусалима, который может помочь нам в поисках первоматерии. Возможно, это даст нам шанс излечить чуму. Или приведёт нас к чему-то ещё более грандиозному. Я не знаю, и в данный момент мне всё равно. Я работал в течение многих лет, чтобы найти способ остановить распространение болезни, и не преуспел. Меня переполняет отчаяние. Я потерпел неудачу.
Эти слова поразили меня.
«Я потерпел неудачу».
Я чувствовал то же самое с тех пор, как учитель умер. И дело было не только в утрате, но и в том, что я – как и он – пытался и не сумел помочь.
Мастер Бенедикт похоронил свой провал, скрыл его от меня, никогда и ничего не рассказывал. Однако он пошёл дальше и начал работать над первоматерией, что привело к созданию «Огня Архангела».
Теперь я понял, почему учитель скрывал от меня прошлое.
А ещё я понял, что сделал Мельхиор. Он вовсе не распространял болезнь. Он отравлял людей этим растением, которое прятал в своём столе, и создавал видимость смерти от чумы.
Имея волохоси, он мог сымитировать большинство симптомов чумы. А добавляя в смесь белокудренник, вызывал у своих жертв также озноб и потливость. В совокупности казалось, что у людей чума.
Мельхиор не смог найти способ подделывать пустулы, но, учитывая панику в городе, даже одного признака – покраснения кожи умерших – было достаточно, чтобы констатировать смерть от чумы.
Это был план столь же великолепный, сколь и жестокий. И теперь я наконец понял, почему Мельхиор желал смерти Галена.
Я не знал, какая секретная составляющая, по мнению Галена, сделала лекарство эффективным, но аптекарь ошибся.
По-настоящему важными ингредиентами были те, которые знал даже Том – измельчённый уголь и сахар. Хотя Гален не осознавал этого, он фактически создал противоядие от яда Мельхиора.
Я вспомнил, как Мельхиор смотрел на лекарство Галена в доме магистрата Олдборна. Очевидно, он был ошеломлён, увидев, что делает Гален.
Самое же ужасное: Гален не изобрёл лекарство от чумы. Все деньги, которые город потратил на ингредиенты, на создание мастерской…
Всё было напрасно.
Глава 37
– Надо рассказать всё магистратам, – проговорила Салли.
Генри хватит удар. Если он вообще мне поверит. Ещё несколько дней назад он бы обеими руками ухватился за возможность дискредитировать Галена. Теперь же сам судья Олдборн может вздёрнуть Генри. А горожане уж точно захотят, когда узнают правду.
Я отогнал эти мысли. Не самая насущная проблема. Прямо сейчас у нас есть дела поважнее: противоядие для Тома. Измельчённый уголь и сахар. Этого добра у меня было много. Большую часть угля я использовал для сегодняшнего фейерверка, но в поясе ещё остался большой флакон.
Мы спасём Тома!
Может быть.
Слова мастера Бенедикта эхом отозвались у меня в голове.
«Если отравление волохоси ещё не достигло фатальной стадии, большие дозы порошкообразного древесного угля и сахара могут действовать как противоядие».
Если.
Я побежал обратно в мастерскую, не обращая внимания на скрип половиц. Я наполнил ещё один флакон из пояса остатками угля, добавил сахара и прихватил воду, чтобы Том мог напиться. Напоследок я взял также щётку с чернильным пятном на ручке. Арбалет убийцы всё ещё лежал на прилавке, и я взял его – и болт тоже. Просто на всякий случай.
Оружие напомнило Салли, что нас ждёт снаружи.
– Нам лучше уйти, – сказала она и была права. Но я вспомнил кое-что ещё.
– Бриджит, – прошептал я. – Бриджит!
Я не мог оставить голубку здесь. Ведь я не знал, когда вернусь сюда – и вернусь ли вообще. После сегодняшних событий Мельхиор будет преследовать нас до самого края Земли. Если никто не позаботится о Бриджит, она умрёт от голода.
Голубка не показывалась.
– Бриджит! Иди сюда. Где ты?
Я оставил её клетку открытой, когда мы отправились к Тому, так что теперь она могла быть где угодно.
Я нахмурился. Мы ведь уже обошли весь дом. Я не слишком тщательно искал на верхних этажах, но Бриджит не стала бы там прятаться.
Она вообще не стала бы от меня прятаться. Голубка должна была показаться, едва мы с Салли вернулись домой.
– Ты её не видела? – спросила я.
Салли покачала головой.
Теперь я забеспокоился. Я точно знал, что Бриджит не улетела, когда мы влезли через люк на крыше. Значит, она могла выбраться, только если кто-то вошёл сюда, пока нас не было.
