– Ну, вообще-то, это лишь формально благотворительность, – сказал я. – А на деле нам придется её отработать. Помимо шиллингов, магистрат Олдборн согласился заплатить за все ингредиенты, которые мне нужны для лавки. Взамен я сделаю венецианской патоки для новых врачей города.
Это, конечно, не излечит чуму. Как давно уже выяснил мой учитель – и как узнал город, заплатив за это большую цену, – ни одно из существующих лекарств не способно это сделать. Но это могло, по крайней мере, немного облегчить страдания больных и – в редких случаях – помочь кому-то выжить.
– Это здорово! – сказал Том, но тут же нахмурился. – Но разве Гильдия аптекарей не накажет тебя? Тебе запрещено изготавливать лекарства.
– Мне запрещено их продавать. Но я ведь не продаю, понимаешь? Я отдаю их бесплатно. Помнишь шиллинги? Это «благотворительность».
Том почесал щёку.
– Я не уверен, что гильдия это скушает.
Я тоже не был уверен. Пусть даже речь шла всего о шести шиллингах в неделю – лишь малой части того, что задолжала мне гильдия. После недавней истории с культом Архангела я отнюдь не был уверен, что в гильдии меня так уж жалуют. Они легко могут испортить мне жизнь, если захотят.
Сидя в кабинете Олдборна, я обдумал это и решил, что мне всё равно. Гильдия сбежала из Лондона, когда город нуждался в ней более всего. Мастер Бенедикт никогда бы так не поступил. И, по правде говоря, мне хотелось получить кое-что для себя.
– Кстати, – сказал я Тому, – нет никаких ограничений на ингредиенты, которые город согласился купить для меня. Поэтому я могу снова вернуться к экспериментам.
На лице Тома отразился ужас.
– О нет, – сказал он.
Я не мог понять, шутит он или нет. Салли в восторге хлопнула в ладоши. Из-за трещины в скуле ей было больно разговаривать, поэтому она пробормотала, едва шевеля губами:
– Так что же теперь будет?
– Я приступаю к работе, – сказал я. – Новые чумные доктора уже заказали по двенадцать банок венецианской патоки. И по крайней мере, на некоторое время, – я поднял сломанную руку, – мне понадобится небольшая помощь.
– Хорошо, – сказала она и направилась в мастерскую.
Я остановил её:
– Минутку. Для тебя тоже кое-что есть.
Салли озадаченно посмотрела на меня.
– Ты же получил шиллинги на нас всех?
– Это будет получше денег. Магистрат связался с лордом Эшкомбом. Я уже отправил письмо и спросил, не нашёл ли он для тебя место. Если нет, магистрат согласен дать тебе работу в ратуше.
Салли перевела взгляд с меня на Тома, как будто мы подшучивали над ней.
– Э… то, что ты сказал… это правда?
Я кивнул.
– А до тех пор я был бы рад, если бы ты осталась здесь. Мы можем… Оу-пхх!
Салли бросилась на меня, обняв за шею и прижавшись лицом к груди. Я бы не возражал, если бы не моя рука. Она думала иначе.
– Ой.
Салли отодвинулась, прижав ладонь к перевязанному носу.
– Прости.
Девушка смущённо покраснела, но её глаза светились радостью.
– Ничего, – сказал я. – Ну, прежде чем ты уйдёшь, надо разложить в мастерской всё оборудование по местам. И поскольку у меня только одна рука, вы не могли бы этим заняться?
– Конечно, – сказал Том.
Я показал им, что нужно сделать, а потом оставил их.
– Спасибо, – сказал я. – Побуду немного наверху.
Я взял Бриджит с собой. Снизу доносился звон стеклянной посуды – мои друзья приводили мастерскую в божеский вид. Со сломанной скулой Салли не могла петь, поэтому она просто мурлыкала весёлый мотив. А потом я услышал кое-что ещё. И окликнул их:
– Том!
– Да? – отозвался он.
– Думаю, тебе не стоит петь.
Последовала пауза. А потом Том сказал:
– Видимо, ты прав.
Я усадил Бриджит на подоконник в спальне мастера Бенедикта. А затем принялся за кропотливое дело, перетаскивая книги из кладовки в задней части дома сюда. Было непросто найти место, чтобы их втиснуть: половина стопок в спальне уже подпирала потолок. Из-за сломанной руки работа продвигалась очень медленно; приходилось двигать книжные стопки по коридору ногами. Кончилось тем, что я прибавил себе работы, врезавшись задницей в высокую стопку бумаг в комнате учителя и рассыпав её всю. Тяжко вздохнув, я принялся собирать разлетевшиеся пергаменты.
За спиной послышались прихрамывающие шаги.
– Тебе надо беречь колено, – сказал я, – и держаться подальше от лестницы.
– А тебе надо беречь плечо, – парировал Том, – и вообще ничего не поднимать.
Что ж, это правда. Рука просто убивала меня.
Том оглядел комнату.
– Что ты здесь делаешь?
– Освобождаю место, – сказал я. – Хватит уже всем спать в лавке. Не знаю, сколько Салли здесь пробудет, но она может пожить в задней комнате.
Том присел на корточки, держась за своё больное колено, и помог собрать рассыпавшиеся бумаги.
Он кивнул в сторону кровати учителя.
– А ты, значит, будешь спать здесь?
– Нет, это кровать мастера Бенедикта. Я буду ночевать в лавке, как и ты.
– О.
– Что-о?
– Я подумал: может, ты поднялся наверх, чтобы найти сокровище мастера Бенедикта, – сказал Том.
Я пожал плечами.
– Разве ты не хочешь его найти? – настаивал мой друг. – Особенно теперь, когда ты знаешь, что его не украли.
– Этого я не знаю.
– Но Мельхиор говорил, что ничего не взял из аптеки. Думаешь, он врал?
– Нет. У него не было на то никаких причин. – Я передал Тому собранные бумаги, и он принялся их складывать. – Но культ Архангела тоже разграбил мой магазин, помнишь.
Том поморщился.
– Что я такого сказал?
– Что с тобой творится? – спросил он.
– Ничего. О чём ты?
– Я понимаю, что мы больше не нуждаемся в деньгах. Но теперь, когда ты знаешь, что Мельхиор не крал сокровище, я думал, ты перевернёшь это место вверх дном, чтобы его найти. Тем более мастер Бенедикт ведь оставил нечто особенное, предназначенное только для тебя. Неужели тебе не интересно?
– Конечно, интересно.
– Тогда в чём же проблема?
– Я не знаю, как его найти, – сказал я с сожалением.
Я вытащил из пояса письмо, которое мы обнаружили в книге о птицах, и бросил его на кровать. Оно лежало там, словно дразня меня.
Когда молодая птица обретает своё настоящее место, она находит сокровище, спрятанное под её ногами. Не дай ему пропасть впустую.
