– Апрель упоминала об этом. А для кого татуировка на твоей руке?
– Эта? – Он поднял правую руку и посмотрел на симметричные линии. – Это для меня.
– Почему ты выбрал для себя что-то большое?
– Чтобы больше не чувствовать себя маленьким… Кроме того, она круто выглядит.
Он закончил последнюю часть предложения нервным смехом, чтобы преуменьшить значение предыдущих слов, но я поняла его. Или, по крайней мере, считала, что поняла. Из-за мамы у него появилось чувство, что он ненужный, маленький и незначительный. Татуировка была заявлением. Он хотел стать заметным. Он хотел этим бросить вызов матери, так же, как я сегодня посетила вечеринку, чтобы бросить вызов Алану.
Мы снова замолчали, но в этот раз, казалось, Лука не чувствовал потребности заполнить тишину. Но он все время оставался со мной, и это дало мне силы, которые мне были так нужны. Я внушила себе, что я в порядке, ведь ничего не случилось, однако что-то тяжело лежало у меня в животе, как ледяной ком, который парализовал меня. Я не знала, как должно быть дальше. Здесь, в этот момент, в этой квартире с Лукой можно было все выдержать. Но что будет завтра? Или послезавтра, когда я пойду в кампус? Доктор Монтри постоянно говорила, что случившееся со мной было исключением и мужчины, как правило, так себя не ведут. В этот момент мне было тяжело верить этому. Я все еще ощущала запах алкоголя, который исходил от того типа, и чувствовала тяжесть его руки на своем плече.
Я взяла одну из губок Апрель, окунула ее в воду и начала мыться. Снова и снова я терла плечо, пока кожа не покраснела. Мыло жгло царапины на руках, коленях и ступнях. В заключение я сполоснула рот и осталась лежать в ванне, пока не улетучилось все тепло и мне не стало холодно.
– Лука?
– Да?
– Можешь принести мне что-то из одежды?
– Конечно. – Он встал.
Я вылезла из ванны и обвязала полотенце вокруг тела.
Вскоре вернулся Лука. Он принес не мой топ и старые спортивные штаны, которые я приобрела в секонд-хенде, а одну из своих футболок, пижамные брюки Апрель и совсем не сексуальное нижнее белье.
– Тебе лучше?
Да? Нет? Возможно? Это был простой вопрос, на который, однако, не было простого ответа. Я пожала плечами.
Лука сжал губы в тонкую линию, вздохнул и сказал:
– Одевайся, я не хочу, чтобы ты заболела.
Я кивнула, и он повернулся ко мне спиной, не покидая помещение. Я слишком хорошо понимала, как легко было бы для него злоупотребить моим доверием, но все же позволила полотенцу упасть. Лука вздрогнул, когда услышал, как оно упало на пол, но не повернулся. Я натянула его футболку, которая имела на мне длину платья, и быстро надела трусы и брюки Апрель.
– Можешь повернуться, – сказала я и разгладила футболку на теле. Но, едва слова слетели с губ, меня охватила волна неуверенности. Что будет дальше? Вынудит ли меня Лука говорить о том, что произошло? Вызовет ли полицию? Или пожелает мне спокойной ночи и пойдет в свою комнату? О сне я не могла и думать. И я не хотела сейчас быть одна. Возможно, мне повезет и Меган окажется дома. Она могла бы мне почитать что-нибудь вслух, как в старые времена, пока телесная потребность в сне не станет такой большой, что разум уже не сможет помешать мне заснуть.
Лука, должно быть, чувствовал мою неуверенность. Жесткая линия вокруг рта смягчилась. Он взял мою руку, просунул пальцы между моими и крепко сжал. Не говоря ни слова, он повел меня из ванной в свою спальню, к своей кровати. Он откинул одеяло. Невысказанное предложение.
Я колебалась.
– Ты заслужила сегодня хорошую постель, – сказал Лука. – Я сплю на диване. Или на полу, если ты не хочешь быть одна.
Я не сомневалась в честности его предложения. Он спал бы ради меня на полу. Теплое чувство, которое так не сочеталось с опытом, который я имела, распространилось по телу.
Я легла на кровать и потянула его за собой. Он лег рядом со мной, и, когда моя голова соприкоснулась с его подушкой, меня окутал его хорошо знакомый запах. Кровать Луки была большой, однако он лег вплотную ко мне. Он повернул ко мне лицо, продолжая держать меня за руку. Мы смотрели друг на друга. Пытливо и совершенно растерянно.
Лука нерешительно поднял свободную руку и погладил меня по щеке, так нежно, что с закрытыми глазами я, вероятно, не ощутила бы этого.
– Тебе надо спать, – прошептал он.
– Не знаю, смогу ли я.
– Попытайся. – Он оставил влажную прядь у меня за ухом, и его рука проследовала по моей руке до самого бедра. И хотя я лежала под одеялом, у меня пошли мурашки по всему телу.
– Ты останешься здесь?
Он кивнул, его улыбка была искренней, и она придала мне смелости закрыть глаза.
Мы лежали рядом, пока я не расслабилась; в какой-то момент Лука убрал руку с моего бедра, чтобы выключить свет. Закрытым глазам стало еще темнее, но близость Луки оказывала на меня такое же действие, как голос Меган. Я сконцентрировалась на нем всем своим существом, так что не осталось места страхам и беспокойствам.
Глава 27
Когда я проснулась, Луки рядом не было. Я заморгала и скользнула взглядом по темному помещению, пока не обнаружила его перед дверью, которая была немного приоткрыта. В его комнату проникал свет из коридора, и я увидела, что с ним была Апрель. Она уперлась руками в бедра и гневно сверкала глазами.
– Ты такой засранец! – прошипела она, стараясь, несмотря на злость, говорить тихо. – Я тебе сто раз говорила, ты должен держаться от нее подальше! Я в самом деле думала, что ты достаточно порядочный, чтобы не злоупотреблять ситуацией.
– Я засранец? – Лука горько засмеялся и прикрыл дверь, оставив, однако, щель. – Если уж на то пошло, то из нас двоих засранец ты, Апрель. Сага не хотела идти на эту вечеринку. Она пошла туда только ради тебя, и в таком случае это ты допустила, чтобы что-то случилось.
Апрель помедлила.
– А что случилось? – спросила она неуверенно.
– Я не знаю, что именно случилось. Она не хочет об этом говорить, но я думаю, ее преследовали на обратном пути или что-то вроде того. И если бы ты не была такой эгоистичной, ты бы заметила, что я написал тебе уже пять часов назад.
– Я оставила свой мобильный здесь, – созналась Апрель. – С ней все хорошо?
– А ты как думаешь? – фыркнул Лука, а когда Апрель попыталась открыть дверь, он удержал ее. – Она вдруг возникла перед входной дверью – промокшая до нитки и вся в ссадинах – и плакала. Я не знал, что мне делать, и отвел ее в ванную. Я не хотел, чтобы она спала на диване, и привел на свою кровать. Я думал уйти в гостиную, но она хотела, чтобы я остался с ней. Апрель, я не спал с ней.
Оба некоторое время молчали, и лишь их тени говорили мне о том, что они все еще перед дверью.
