Мы с друзьями осматривали комнату за комнатой и в какой-то момент натолкнулись на туристическую итальянскую группу человек из тридцати. Это были люди 70–80 лет, которые медленно ползли за своим гидом, кто с тростью, кто на ходунках. Когда мы начали их обгонять, пожилая итальянка ростом не более 1,5 метров развернулась и ткнула меня в грудь пальцем. Она спросила: «Sei Italiano?» («Вы итальянец?»). Я ответил: «No, io sono Americano» («Нет, я американец»). Женщина плюнула на пол прямо мне под ноги и рявкнула по-итальянски: «Ты говоришь, как неаполитанская свинья. Учи настоящий итальянский!» Я потерял дар речи. Два моих неаполитанских друга сориентировались быстрее. Начался хаос. Пожилые туристы и мои коллеги из Неаполя громко кричали друг на друга. Туристическая группа оказалась из Болоньи. История вражды между этими итальянскими городами уходит глубоко в прошлое, когда они были различными регионами. Болонцы довольно громко выражали неприязнь к неаполитанцам, и, несмотря на численное превосходство первых, мои коллеги отвечали им потоком непристойных жестов и ненормативной лексикой. Я покачал головой и сообщил всей толпе на своем лучшем итальянском языке, что не хочу вмешиваться в многовековой спор. Обойдя эту ругающуюся группу, я пошел дальше по дворцу. Mama mia!
В академической медицинской и хирургической сфере репутация специалистов основана на наличии у них опубликованных результатов исследований в рецензируемых журналах. В середине 1990-х я написал статью о хирургическом лечении редкого типа злокачественной опухоли печени – саркомы. Сами пациенты могут найти такие публикации, когда ищут информацию о необычных новообразованиях. Моя статья привлекла внимание крайне интересной пары из Нью-Йорка. И вот однажды, по возвращении из операционной, регистратор передала мне записку с контактами мужчины из Нью-Йорка, который хотел приехать ко мне на осмотр. Она предупредила: «Будьте готовы к интересному разговору». Хорошо, я люблю загадки.
Я позвонил по указанному номеру, и мне ответила жена пациента. Когда я представился, она сразу же начала орать прямо в трубку и оглушила мое левое ухо: «Дорогой, дорогой, это доктор Кёрли!» Через несколько секунд у телефона появился и ее муж, мой потенциальный пациент. В течение следующей минуты они оба говорили громко, быстро и одновременно, демонстрируя легко узнаваемый бруклинский акцент – идеальную словесную карикатуру на фильмы, которые я смотрел. Супруги пытались обрисовать ситуацию, но я не мог их понять, потому что они оба постепенно наращивали громкость. Внезапно мужчина буквально закричал: «Дорогая, дорогая, заткнись на@%&#. Я вообще-то разговариваю с доктором!»
Это было нечто. Меня можно было соскребать с пола. Я знаю, что это неуместно и непрофессионально, но мне стало настолько смешно, что я не смог сдержаться. Пара на другом конце линии замолчала, а затем мужчина тоже начал смеяться. Он извинился и признал, что, возможно, они с женой немного громкие и слегка эмоциональные. Слегка! Супруга пообещала пациенту, что у нее найдется пару словечек для него, когда они положат трубку. Игнорируя ее замечание, мужчина пообещал, что они будут говорить по очереди, что, к их чести, продолжалось целую минуту. Затем разговор вернулся в прежнее русло.
После еще одного словесного потока я наконец понял, что у пациента диагностировали необычное злокачественное новообразование – ангиосаркому печени. Несколько врачей из Квинса и Манхэттена сказали больному, что прогноз у этого заболевания плохой и эффективного лечения на сегодняшний день не разработано. Когда мне удалось вставить словечко, я спросил, могут ли они отправить мне результаты КТ и биопсии. Супруги с радостью согласилась, и я пообещал перезвонить им, как только просмотрю полученный материал.
В наши дни результаты КТ или МРТ записываются на CD-ROM, но в 1990-х годах мы использовали рентгеновскую пленку. В мой кабинет передавали большие конверты со снимками. Результаты обследования этого мужчины прибыли спустя несколько дней. На снимках (я просматривал рентгеновские пленки с подсветкой) я заметил, что у пациента была большая сосудистая опухоль в наружной часть правой доли печени. Никаких признаков других новообразований в печени или где-либо еще не определялось. Как и обещал, я позвонил пациенту и его жене и сказал им, что считаю хирургическое вмешательство возможным.
Я не могу даже приблизительно передать последовавшие за этим эмоции и крики счастья. Поутихнув, пара согласилась приехать к мне в клинику на следующей неделе. Мой нью-йоркский пациент и его жена появились по расписанию, и это было уже неплохо. Они были громкими, шумными, крикливыми и все время стремились обнять меня и поцеловать в щеку. Слава богу, я тактильный человек, так что объятие от пациента или члена семьи всегда поднимает мне настроение.
Мы с резидентом осмотрели больного и сошлись во мнении, что операция может помочь. Пациент с женой улетели обратно в Нью-Йорк, чтобы организовать передачу дел своим подчиненным на время их отсутствия. Оказалось, у них был собственный небольшой семейный бизнес.
Когда через 2 недели пациент вернулся в больницу, я удалил его злокачественную опухоль. КТ и МРТ – эффективные методы диагностики, но все же они не сравнятся с глазами и руками хирурга. Компьютерная томография показывала у больного одиночное поражение печени. Однако во время операции я обнаружил две дополнительные маленькие опухоли в верхней части брюшной полости, приросшие к жировой ткани, и удалил их. Пациент восстановился после операции без каких-либо проблем и жалоб. Сотрудники хирургического отделения полюбили его и его семью. Каждый день, когда я приходил его навестить, медсестры рассказывали обо всех некорректных поступках и высказываниях в их палате. Тем не менее все они были неизменно любезны с медсестрами.
Проехали!
В ходе гистологического исследования было выявлено, что все три новообразования – идентичные сосудистые саркомы. Я подробно обсудил полученные данные с моим пациентом и его женой и представил его случай на заседании нашей мультидисциплинарной команды. Все видимые поражения были удалены. Стандартная химиотерапия в таких случаях не снижает риск рецидива саркомы. Таким образом, мы решили наблюдать за больным и каждые 3–4 месяца выполнять ему томографию.
Парам-пам-пам. Пациент и его жена, иногда в сопровождении одного или нескольких своих взрослых детей, приезжали на прием каждые 3 месяца. Вся команда больницы с нетерпением ждала их визитов, потому что нам была гарантирована атмосфера Нью-Йорка с громкими и непреклонными мнениями, аргументами, сардоническими комментариями и щедрыми трехбуквенными приправами.
«Ты это мне сейчас?»
Каждый раз, когда я обследовал пациента, тот спрашивал, может ли он быть мне хоть как-нибудь полезен. Больной заверил меня, что, когда я приеду в Нью-Йорк, он обеспечит мне поездки по городу, бронь столика в ресторане и любую другую помощь, которая может мне понадобиться. У него была щедрая душа. В течение почти трех лет мой пациент из Бруклина хорошо себя чувствовал, работал на полную ставку и наслаждался семейной жизнью. Они с женой безмерно благодарили меня при каждом посещении, вспоминая, что его врачи отвели ему 1–2 года. Да, наша жизнь конечна, но все больные заслуживают того, чтобы жить как можно дольше.
