Около 9 месяцев назад пациенту удалили первичную опухоль толстой кишки. Аденокарцинома уже метастазировала в лимфоузлы и печень, что автоматически переводило опухоль в категорию «рак IV стадии». Пациент прошел шесть курсов химиотерапии. Первые три из них позволили уменьшить новообразования в печени. В последующие 3 месяца приема химиотерапевтических препаратов метастазы не менялись в размерах. На тот момент на снимках я не увидел никаких признаков поражения других органов.
Любой медицинский осмотр, кроме прочего, включает в себя сбор информации о профессии пациента, его хобби и привычках, как полезных, так и вредных. Этот мужчина не курил, не принимал наркотиков и крайне умеренно употреблял алкоголь (по его словам, мог иногда выпить бокал вина за ужином). Также в ходе опроса мы пытаемся узнать о контакте больного с опасными химическими препаратами. Джентльмен, сидящий передо мной, был в прекрасной форме. Он выглядел так, будто прямо сейчас может пробежать несколько километров без всякой одышки. Когда я спросил пациента о работе, он коротко ответил: «Я специалист по красноречию». Немного юмора никогда не повредит. Мы решили, что поладим.
После опроса этого красноречивого больного я закончил осмотр и ознакомился с результатами предыдущих исследований. Вместе мы пришли к выводу, что операция – это хорошее решение. Пациент все же раскрыл мне свою профессию: он был старшим пилотом в одной крупной авиакомпании. Как вы знаете, каждый пилот обязан проходить медосмотры для подтверждения своей летной лицензии. От меня больному требовалось официальное подтверждение, что хирургическое вмешательство не является препятствием для его возвращения в кабину самолета. Я писал такие заключения и раньше, поэтому был готов предоставить все необходимые бумаги о его готовности к полетам.
У этого мужчины для меня всегда находилась пара шуток. Как-то раз он спросил: «Как вы думаете, я выживу после лечения?» До того, как я успел что-то ответить, больной кивнул на свою жену и дочерей и добавил, что его жизнь застрахована на миллион долларов, и леди в этой комнате очень хотят узнать, когда смогут получить деньги. Присутствующие дамы зарделись и начали возражать: «Папа, ты такой вредный! Доктор, не слушайте его, мы хотим, чтобы он поправился, несмотря на его дурные манеры». Пациент улыбнулся, и вскоре я узнал, что в их семье такое общение – норма. Стоит отдать им должное, жена и дети платили моему пациенту той же монетой. Наблюдать за их взаимными остроумными подколами всегда было забавно.
Я записал пилота на операцию через несколько недель. Интраоперационное УЗИ показало, что все шесть новообразований располагаются в правой доле печени. Науке пока неизвестно почему опухоли метастазируют так или иначе. Правая гепатэктомия прошла как по маслу. В период реабилитации не развилось никаких осложнений, пациент стабильно шел на поправку. На третий или четвертый день я заглянул к нему в палату, где он был один, жена и дети отлучились перекусить. Я присел рядом. «Как долго вы летаете?» Я и не знал, что такой простой вопрос может привести к длинному и захватывающему рассказу.
Оказалось, что пациент окончил военно-морскую академию США. После выпуска он пошел в летную школу, где получил сертификат на управление истребителями. Я рос на историях моего деда и его двух братьев, которые сражались во Второй мировой войне, поэтому мне очень нравятся военные истории, и я часто читаю книги о различных военных кампаниях. После моей просьбы рассказать о себе поподробнее пациент сообщил, что он пилотировал истребитель F-4 «Фантом», базирующийся на авианосце во время войны во Вьетнаме. Он совершил бесчисленное количество боевых вылетов в течение двух лет контракта. Не подумав, я выпалил следующий вопрос: «Случалось ли вам участвовать в воздушных боях с вражескими "мигами"?» «Так точно. Два воздушных столкновения». Улыбка пациента сразу исчезла. Он тихо добавил: «Я не горжусь этим: погибли люди. Я тоже потерял друзей и сослуживцев в этой войне».
Да уж, пришло время сменить тему. Но это же самый настоящий пилот истребителя! Я попросил его описать, каково это – взлетать и садиться на авианосец. Он тут же рассмеялся: «Тот еще опыт!» И описал часы тренировок и выброс адреналина от посадки реактивного самолета на палубу корабля. Он привел аналогию, которую я никогда не забуду: «При снижении авианосец кажется тебе почтовой маркой, на которую надо посадить самолет, несмотря на то, что ее качает на волнах». Затем он описал контролируемую ночную посадку в условиях сильной качки: «Вот как можно проверить свой дезодорант».
Когда семья пациента вернулась, мы сообщили им тему нашей беседы. Это привело к закатыванию глаз и вздохам. Взаимные шутки возобновились, но я знал, что дамы помогают мне поставить больного на ноги.
Пилот продолжал удивлять меня, выдавая информацию небольшими порциями. Во время его первого посещения мы обсудили бумаги, необходимые для его возвращения на работу. Больной заявил, что хочет возобновить работу на следующей неделе после операции, однако, по моему мнению, время для полетов еще не пришло. Пациент согласился с этим, но оказалось, что он – один из старших капитанов, ответственных за проведение полетов на симуляторе и обучение технике безопасности в его авиакомпании, он будет сидеть за пультом и контролировать своих коллег-пилотов. Возвращаться в кабину больной не собирался в течение как минимум 3 месяцев после операции, чтобы убедиться, что он готов взять на себя ответственность за полет. Удовлетворенный его ответственностью, я предупредил, что в любом случае его работа не должна включать в себя подъема тяжестей. Улыбаясь, мне сообщили, что никаких физических нагрузок не предусмотрено, нужно всего лишь «напугать до полусмерти» коллег-пилотов, чтобы убедиться в том, что они готовы к любым непредвиденным ситуациям. Представьте, что мог вытворить с психикой коллег мой пациент с его неоднозначным чувством юмора.
Следующие 3 года я внимательно наблюдал за состоянием пилота. Нормальные результаты анализов крови, быстрое (быстрее обычного) восстановление печени и результаты КТ говорили об отсутствии рецидива. И каждый раз пациент приходил на прием со своей семьей. После оглашения хороших результатов он неизменно поворачивался к дамам и говорил, что им придется еще немного подождать. Это вызывало бурю притворного негодования.
В середине четвертого года наблюдения я упомянул, что через месяц буду участвовать в хирургической конференции, проходящей в родном городе пациента, на что получил приглашение посетить центр подготовки пилотов. Больной считал (со временем я понял, что даже настаивал), что мне следует увидеть, как он тренирует пилотов. Разумеется, предложение было принято, и в девять утра я прибыл к пациенту на работу. После экскурсии по центру и знакомства с несколькими пилотами мы прибыли к полноразмерному симулятору самолета Боинг-737. Это была огромная прямоугольная коробка, закрепленная на тяжелых гидравлических поршнях. Мне пояснили, что эта громадина могла создавать иллюзию полета или посадки в сложных метеоусловиях. Мы заняли свои места в симулятре: мой пациент – в кресле пилота, я – в кресле его напарника. Я даже подержался за штурвал во время взлета. После нескольких минут полета пилот сказал: «Давай, Док, сделай пару виражей». Я выполнил несколько простых маневров, после было решено вернуться на взлетно-посадочную полосу. Летчик показал мне список инструкций, обязательных к исполнению перед заходом на посадку, после чего совершил приземление со словами: «Вот как это делается». Встав с кресла, он добавил: «Не отстегивайтесь, Док, я сейчас вернусь».
