В палату вбегает Мэри. Я продолжаю кричать, но исподтишка наблюдаю за ней. Она смотрит на меня и поворачивается кругом, оглядывая комнату. Она его не увидит. Это я предвидела: он не даст ей увидеть себя.
Он умолкает. Я тоже умолкаю. Его губы кривятся в усмешке. Он подносит палец к губам и качает головой.
Я опускаю голову к коленям и начинаю хныкать.
– Наоми, – одергивает меня Мэри и отрывает мои руки от ушей. – Что не так?
Она наклоняется ко мне. В ее глазах застыл вопрос. Я моргаю. Раз. Другой. Третий.
– Мне нужно что-то, чтобы уснуть, – заикаясь, лепечу я.
Мэри отпускает мои запястья, словно они источают яд.
– Я уже дала тебе твои лекарства.
Она пытается уложить меня, но я не поддаюсь.
– Они не действуют, – с нетерпением говорю я. – Мне нужно еще.
– Я не могу дать тебе еще.
Она осторожно пытается уложить меня обратно на кровать, но я сопротивляюсь.
– Почему нет? Мне это нужно. – Я в упор смотрю на Мэри, пока мои глазные яблоки не начинают покалывать от боли. Я резким движением хватаю ее за локоть. – Мне нужно поспать. Мне нужно…
Мне нужно забыть. Хотя бы всего на одну минуту в день, лишь бы не чувствовать отупляющего ужаса.
Она вырывает руку и идет назад к двери.
– Наоми, я не могу прыгнуть выше головы доктора Ратледж. Это она прописывает тебе лекарства и дозировку.
– Это гребаная шутка! – кричу я.
– Поговори об этом завтра с доктором Ратледж.
– Я не могу ждать до завтра! – Мэри отводит взгляд, и я умоляю: – Пожалуйста, Мэри.
На секунду я вижу в ее глазах проблеск сочувствия. Только на секунду.
– Постарайся уснуть, – говорит она и идет к двери. Та со щелчком закрывается за ней.
Мэри думает, что, закрыв дверь, она делает мне лучше, что усталость возьмет верх и я усну. Но она просто заперла меня в комнате с дьяволом.
Я в аду.
Я в аду.
* * *
После того как Мэри уходит, я превращаюсь в ненормальную, какой она меня считает. Я колочу в дверь. Пинаю ее ногой. Кричу. Я иду к своему столу, поднимаю стул и швыряю его в дверь.
И все время он наблюдает за мной, сидя в углу со злорадной улыбкой. Он чувствует мой страх. Это его и привлекает. Я даю ему все, что он хочет: контроль и власть. Каждый раз, когда я хнычу или отступаю в испуге, он питается моим страхом. Его тело становится сильнее, голос – громче, и эту власть, которую он имеет надо мной, невозможно терпеть. Она выкручивает мне кишки, я готова рухнуть на пол и корчиться от боли.
Будь у меня больше сил, я бы попыталась дать ему отпор. Велела бы ему держаться от меня подальше. Сказала бы, что я его не боюсь.
Я знаю, что этого никогда не произойдет.
Мои пальцы хватаются за края стола. Дверь распахивается. Я поднимаю глаза и вижу в окне отражение Мэри. Она включает свет. Я моментально щурюсь. Мой взгляд скользит к фигуре в углу. Он все еще наблюдает за мной. Вслед за Мэри в комнату входят еще две медсестры. Они пытаются удержать меня. Каждая мышца в моем теле напряжена и упирается, пытаясь сбросить руки, прижимающие меня к кровати. Я извиваюсь и корчусь под немыслимыми углами. Я кусаю руку медсестры за то, что она придавила мои плечи к матрацу. Я пинаю вторую, держащую мои ноги. Я не хочу, чтобы они касались меня.
Затем приходит дежурный врач. В его руке шприц. Я тотчас расслабляюсь. Наконец-то. Мое спасение. Мои легкие расширяются, и я всасываю весь воздух, какой только могу. Скоро все будет хорошо. Я смогу уснуть и больше не видеть его.
– Наоми, Наоми, – вздыхает в углу отец Ланы. – Это только временная мера. Я всегда буду ждать здесь.
Я игнорирую его и смотрю на шприц. Мой рукав закатан выше локтя. Я чувствую, как доктор ищет вену, и стараюсь не дергаться. Наконец он ее находит, и острый болезненный укол того стоит. Я на пути к облегчению. Еще несколько минут – и я буду там.
– Только не открывай глаз. Если ты его не видишь, его нет, – говорит голос в моей голове.
– Я продолжу следить за тобой отсюда, – говорит он. В его холодном голосе слышатся садистские нотки.
Никто из тех, что сейчас суетятся вокруг меня, не реагирует на его голос. Только я. Но и мне постепенно становится все равно. Лекарство начинает действовать. Правда, очень-очень медленно. Но я подозреваю, что это делается специально. Чтобы вы – и только вы – могли запомнить это чувство.
Я смотрю на свет на потолке. Он превращается в калейдоскоп белых фрагментов. Те превращаются в сферы, которые отделяются и распадаются на миллион кусочков. Я смотрю, как они множатся. Это прекрасное зрелище. И все же я отрываю от него взгляд и смотрю на лица вокруг себя. Медсестра, которая держала мои ноги, теперь стоит рядом со мной. Ее лицо расплывается и исчезает. Она гладит меня по волосам и говорит нежным голосом:
– Просто расслабься.
Я киваю. Или пытаюсь кивнуть.
«Просто расслабься, просто расслабься», – повторяю я себе.
Доктор и медсестры уходят, в комнате остается лишь звук моего дыхания. Я кладу руку на бешено стучащее сердце и переворачиваюсь на бок. Лекарство разносится по всему моему телу. Мои мышцы расслабляются. Мои кости становятся невесомыми.
Я легкая как перышко.
Я покидаю свое тело.
Я – привидение.
Моя кожа полупрозрачна. Я чувствую себя чистой. Мой разум спокоен. Я встаю с кровати и обвожу глазами маленькую комнату. Я словно стою на сцене. Я свысока смотрю на окружающие меня предметы, а потом – на безобразную правду, мое сломленное «я».
Я отказываюсь поверить, что это я. Тусклые волосы. Бледная кожа. Сижу, поджав ноги к груди. Обхватив руками колени.
Мое тело начинает болеть. Боль начинается медленно, но постепенно распространяется повсюду. Я смотрю на свою полупрозрачную кожу. Некое тело начинает обретать форму. Я начинаю ощущать его тяжесть. Я в панике.
Я отхожу от кровати. Я продолжаю двигаться, пока не схожу со сцены. Пока не приближаюсь к противоположной стене комнаты, надеясь, что смогу побыть в этом укрытии чуть дольше.
Увы, слишком поздно.
Когда я открываю глаза, я вижу белую стену. Я вернулась в свое тело. В надломленное, слабое тело.
Меня обволакивает чувство безопасности. И тогда я чувствую запах сосны. Через несколько секунд на мой живот ложится рука. Лахлан.
– Закрой глаза, – шепчет он мне в ухо. – Так ты сможешь контролировать свои мысли.
Сердце бьется резким стаккато, но затем замедляется. Лах-лан. Лах-лан, стучит оно. Его рука напрягается, словно он слышит этот ритм.
– Я расскажу тебе сказку. – Он протягивает руку и убирает мои волосы в сторону. – Хочешь, чтобы я рассказал тебе сказку, малышка? – спрашивает он.
