– Конечно, – машинально отвечаю я.
Двенадцатилетняя Лана, похоже, мне не верит. Она смотрит на меня с сомнением.
– Помогу. Обещаю помочь!
Я сажусь и протягиваю к ней руки. Я хочу ее обнять. Хочу утешить. Заверить ее, что я сдержу свое обещание. Но мои руки хватают воздух.
Ее нет.
Я выпрыгиваю из кровати, словно она загорелась.
– Нет… – шепчу я. Я проверяю под кроватью. Ничего. Мои ноги подкашиваются. – Нет, нет, нет. Она была здесь. Она была здесь, – повторяю я.
В моей комнате ничего нет.
Ни Ланы.
Ни голосов.
Ни темных глаз в углу.
Я поворачиваюсь по кругу, вглядываясь в каждый дюйм комнаты. Все начинает вращаться. Меня охватывает нечто похожее на отчаяние. Я застываю на месте. Комната продолжает двигаться. Теперь здесь две кровати. И десяток стен. А вот Ланы нет.
Я провожу руками по волосам. С моих губ срывается стон.
– Прости, Лана, – шепчу я. – Я пытаюсь выбраться отсюда.
В комнате слышится только один звук. Это ветер стучит в окно. Я поворачиваю голову и смотрю на окно, словно оно – причина всех моих проблем.
Я злюсь. Злюсь на Фэйрфакс. На мою неспособность выбраться отсюда. На молчание Ланы.
– Я не сплю! – кричу я в моей маленькой комнате. – Я слушаю тебя! Почему ты не говоришь со мной?
Мои уши наполняет тишина.
– Приди и поговори со мной. Я слушаю! Пожалуйста, поговори…
Вспыхивает свет. Я оборачиваюсь. В дверях стоит Мэри и сердито смотрит на меня.
Недолго думая я бегу к ней.
– Здесь была Лана. – Дрожащим пальцем я указываю на кровать. – Она стояла надо мной и просила меня помочь.
Под взглядом Мэри мой голос дрожит. В ее глазах смешались жалость и разочарование. Что не предвещает ничего хорошего.
– Клянусь, она была здесь, – настаиваю я. – Была.
Руки Мэри ложатся мне на плечи. Она медленно ведет меня в сторону кровати.
– Конечно, была.
Я смотрю через ее плечо.
– Вы не верите мне?
– Верю.
– Неправда, – бросаю я ей. – Она показала мне, что с ней случилось в детстве, и это знак. Ей нужна моя помощь. Это был ее способ обратиться ко мне.
И вновь эта жалость и разочарование. Может, я вправду ненормальная? Может, мне и вправду место здесь? Мои ноги слабеют. Я падаю на пол. Мои колени сгибаются.
Мэри не зовет на помощь. Она тихо садится рядом со мной. Сквозь пелену слез я вижу, что она вытянула ноги, а руки сунула в карманы.
Она дает мне выплакаться. Не знаю, почему она сидит здесь со мной и что собирается делать, но я благодарна, что она не ушла. Ее безмолвная поддержка делает свое дело. Я перестаю плакать.
– Здесь так много людей, – говорит Мэри. – У каждого своя жизнь и своя история. Одна другой хуже. Я не знаю твою историю, но знаю, что она плохая, и знаю, что тебе страшно. – Она наклоняет голову и по-матерински смотрит на меня. – Наоми, я не хочу, чтобы Фэйрфакс стал твоим домом. Ты заслуживаешь большего. Ты достойна хорошей жизни, потому что жизнь у тебя одна. – Она поднимает палец. – Всего один шанс. Никакого возврата назад. Что было, того не переделать, как бы сильно нам этого ни хотелось. – Она похлопывает меня по плечу. – Так пусть у тебя будет достойная жизнь.
Мы сидим молча. Нас окутывает тишина. Поступив сюда, я решила, что Мэри – холодная, бездушная медсестра, которой наплевать на все, что случилось со мной.
Теперь я понимаю, что была неправа. И я прижимаюсь плечом к ее плечу.
– Спасибо, – шепчу я.
Она улыбается. Ее рука исчезает с моего плеча, и она встает.
– Куда вы идете? – спрашиваю я.
Мне нравится ее общество. Мне нравятся ее слова. Я не хочу отпускать ее от себя.
– Тебе нужно принять что-то, чтобы уснуть, – говорит Мэри.
Она уходит. Я сижу тихо. Вытягиваю ноги, совсем как Мэри. У меня нет карманов, поэтому я складываю руки на груди. И не двигаюсь. Я надеюсь, что, если подражать ее движениям, часть ее силы перейдет ко мне.
Но она не переходит.
Мэри возвращается через пару секунд. Таблетки в одной руке, стаканчик с водой – в другой. Она протягивает их мне.
– Вот, возьми.
И я тупо беру. Мэри помогает мне встать. Я снова ложусь и жду, когда таблетки сделают свое дело.
Мэри идет к двери и, прежде чем ее закрыть, тихо говорит:
– Спи спокойно.
Я поворачиваюсь на бок и смотрю на стену. Разве она не знает? Я не сплю. Я предаюсь грезам.
26. Белый домик
Я не видела Лахлана уже год.
Казалось, жизненные силы медленно покидают меня. Большую часть времени я чувствовала, что ничего не стою, как тот пенни, валяющийся на тротуаре. Когда такое случалось, я инстинктивно обращалась к Лахлану. Но его не было рядом. Ощущение возникало такое, будто мне не хватает какой-нибудь конечности.
Прошлым летом он один раз приехал домой на выходные. После окончания колледжа он перестал приезжать домой на каникулы. А если и приезжал, то крайне редко, за что я на него обижалась. Мне было грустно. Я ревновала. Мне хотелось, чтобы он всегда оставался со мной. Но у него шла стажировка, я это знала. Он много работал. Он зарабатывал сам и экономил каждый доллар.
– Не злись, малышка, – сказал он мне как-то раз.
Малышка. Когда мне было десять, мне это прозвище нравилось, но теперь я начинала его ненавидеть. Я скрестила руки на груди и посмотрела на него.
– Ты не мог бы придумать для меня что-то новенькое? Я официально переросла «малышку».
Он пристально посмотрел на меня.
– Но я привык тебя так называть!
– А теперь зови как-нибудь по-другому… например по имени.
Он пожал плечами и отвернулся. Через полчаса он уже садился в машину, чтобы вернуться на работу, в свою квартиру, в свою холостяцкую жизнь. Мне было больно думать, что моя жизнь вновь сведется к электронной почте, эсэмэскам и звонкам.
Я смотрела, как он уезжает, и мне казалось, что я простояла здесь все триста шестьдесят пять дней, ожидая его возвращения.
И вот теперь он был здесь. Наконец.
Натянув поводья лошади, я наблюдала за ним. Он повернулся ко мне спиной, разговаривая со своим отцом. Мне тотчас захотелось окликнуть его, но я держала рот на замке.
Я попыталась представить, что он увидел бы, окликни я его по имени. Юную Наоми с косичками, свисающими на спину, и поцарапанными коленками? Или же меня такой, какая я сейчас? Никаких косичек. Выше ростом. Длинноногая. Моя грудь, на которой раньше торчали два прыщика, превратилась в два соблазнительных холмика. Глаза, некогда слишком большие для моего лица, теперь были в самый раз. Скулы, которые раньше, как мне казалось, слишком сильно выступали вперед, теперь придавали моему лицу изящный абрис. Глядя на себя в зеркало, я видела перед собой симпатичную девушку.
