– Боже, я люблю тебя.
Мои пальцы впились ему в волосы.
Он держал меня, потому что я не могла двигаться. Я чувствовала себя тряпичной куклой. Мои ноги и руки все еще болтались, как ватные.
Когда мое сердце, наконец, начало биться медленнее, он отпустил меня. Мои ноги коснулись земли. Я сделала несколько шатких шагов, словно разучилась ходить.
Я оделась, и все это время Лахлан стоял совершенно неподвижно. Его грудь вздымалась от частого дыхания, голова упиралась в дерево.
Застегнув последнюю пуговицу, я сглотнула.
– Только не говори, что сожалеешь об этом, – робко сказала я.
Он закрыл глаза, словно почувствовал боль. Он выпрямился, стащил презерватив и застегнул джинсы. И, наконец, увидел на земле свой бумажник. Он нахмурился, словно понятия не имел, как тот туда попал.
– Наверное, я должен. Но нет, я не жалею. – Он указал туда, где только что переплетались наши тела. – И никогда не пожалею.
– Тогда почему у тебя такой вид?
Он подобрал свою футболку и быстро, почти рывком надел ее. Та скользнула на место, и он непонимающе посмотрел на меня.
– Я еще не закончил! – взорвался он.
Я замерла на месте и растерянно посмотрела на него.
– Ты уезжаешь, и я чертовски горжусь тобой, – прошептал он. – Но если этот вечер что-то мне и показал, то лишь одну вещь… Я люблю тебя и никогда не смогу тебя забыть.
Я приоткрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Я все еще не пришла в себя от того, что он сказал. Услышать из уст Лахлана «я люблю тебя» – такое невозможно забыть. Три слова пронзили меня словно удар током.
Он печально усмехнулся.
– Я не хочу тебя отпускать.
И я не хотела, чтобы он меня отпускал. Я хотела остаться с ним на всю жизнь. Но я ничего ему не сказала. Тихий голос в моей голове тотчас прошептал мне, что стоит произнести это вслух, как ничего не сбудется.
Я подошла к нему и, обхватив его за талию, посмотрела на него. Он наклонился, его губы медленно скользнули к моим. Все, что не сказала, я вложила в свой поцелуй. Лахлан ответил тем же, сжав меня так крепко, что я едва могла дышать.
Я отстранилась первой.
– Нам пора домой, – сказала я с сожалением.
Я протянула руку. Он схватил ее, и она утонула в его большой ладони. Обычно я едва поспевала за его размашистыми шагами, но сегодня он шел медленно. Трава хрустела под нашими ногами.
– Я нервничаю, – сказала я.
– Из-за того, что уезжаешь?
– Из-за того, что уезжаю от тебя. Из Маклина. От всего, что мне хорошо знакомо, – призналась я.
Он сжал мою руку.
– Не волнуйся, с тобой все будет хорошо.
– Не знаю даже, нормально ли так нервничать.
– Ты начинаешь новую главу жизни, конечно, это нормально.
Я хотела спросить у него, приедет ли он ко мне. Я боялась жить где-то без него. Ведь когда он сам жил вдали от Маклина, у меня для утешения имелся домик на дереве и воспоминания о времени, проведенном вместе. Если я уеду, то все мои воспоминания останутся здесь. И это пугало меня.
Вскоре мы увидели его дом с освещенными окнами. Увидев движущиеся внутри тени, я сильнее сжала руку Лахлана. Я не была готова к тому, что он сейчас уйдет.
– Ты уже видел родителей?
– Только на секунду. Я бросил сумки и пришел к тебе.
Я улыбнулась. Я была для него важнее всего на свете.
Дойдя до высокого дуба, мы оба как по команде посмотрели на домик. За эти годы отец Лахлана не раз менял сгнившие доски, но время неумолимо делало свое дело.
Было в сегодняшнем вечере нечто окончательное. Я словно закрывала главу своего детства. Больше никаких поздних вечеров, никаких посиделок в домике на дереве, когда я изливала Лахлану душу.
Ветер усилился. Наверно поэтому мои глаза слезились.
– Лахлан? – позвала его мать.
Лахлан покосился на меня. Мы не хотели, чтобы этот вечер закончился, и уж точно не хотели, чтобы нам кто-то мешал.
Лахлан отпустил мою руку.
– Подожди, – произнес он одними губами и шагнул на веранду.
Я стояла за дубом, словно беглянка. Осторожно выглянув из-за дерева, я посмотрела на Лахлана и Мейджи.
– Привет, мам, – поздоровался он.
Они обнялись, затем она поцеловала его в щеку и отступила, чтобы лучше рассмотреть.
Было приятно видеть, как Мейджи Холстед любуется своим сыном. Любовь сияла в ее глазах, в том, как она разговаривала с ним. Невысокая женщина, она была едва ему по плечо.
Хотя она была невысока ростом, характером она обладала железным. Никто не посмел бы даже пикнуть на нее.
Каждый раз при встрече она приветливо здоровалась со мной, что, однако, не мешало ей смотреть на меня так, словно ее глаза видели то, что у меня внутри.
Чем всегда до чертиков пугала меня.
– Отец сказал, что твой рейс приземлился несколько часов назад, – сказала Мейджи. – Где ты пропадал?
– Был с Наоми.
Его мать ничего не сказала, лишь неодобрительно поджала губы.
– Как она? – натянуто спросила она.
– Хорошо. – Лахлан скрестил руки и откинулся на перила. – Она скоро уезжает. Будет учиться в колледже.
– Замечательно, – буркнула Мейджи.
Может, для нее и впрямь замечательно.
– Это да, – сказал Лахлан. – Я ужасно горжусь ею.
Они оба умолкли. Пристально посмотрев на сына, Мейджи шагнула к нему и, скрестив на груди руки, встала с ним рядом.
– Помню, как она сидела в домике на дереве и выдумывала истории о том, как уедет отсюда.
Лахлан посмотрел на мать.
– Ты их слышала?
– А ты как думал? Окно моей спальни летом всегда открыто. Я отлично слышала ваши разговоры.
Лахлан усмехнулся. Я легонько постучала головой по стволу и поморщилась от смущения.
– Ты не думала, что она уедет из Маклина?
– Сомневалась, – честно призналась она.
Я видела, как напряглись его плечи.
– Почему? – спросил он.
– Лахлан… – вздохнула она. – Не знаю, сможет ли она оставаться так далеко от тебя. С той минуты, как она тебя увидела, она влюбилась в тебя по уши. С годами детская влюбленность переросла в любовь и такой уровень привязанности, который иногда заставляет меня задуматься.
Лахлан выпрямился и незаметно кивнул головой в мою сторону.
– Да?
– Да. – Мейджи пристально посмотрела на сына. – И ты даже не заметил, как она завладела тобой. – Она протянула руку и постучала рукой по груди Лахлана, там, где билось его сердце. – Она завладела частью тебя.
