А. Бородин»
[154].
Именно в этот дом доставил посыльный ироничную записку композитора Александра Бородина другому музыканту, 29-летнему Милию Балакиреву, только что снявшему здесь новое жилье. Лидер «Могучей кучки», проводивший в этих стенах целые дни за фортепиано, работая над аранжировками русских народных песен, вынужден был защищать свои рукописи от неожиданно возникшей в новой квартире напасти – мышей.
Невский проспект, 84–86
Впрочем, свой практичный совет по приобретению мышеловки остроумный Бородин мог бы претворить в жизнь хоть сегодня вечером – двери Балакирева были всегда открыты для друзей, а уж для участников «Могучей кучки» тем более. Четверка композиторов – 22-летний Римский-Корсаков, 27-летний Мусоргский, 31-летний Кюи и 33-летний Бородин – постоянно бывали здесь у своего коллеги и главного вдохновителя их кружка. Кстати, за восемь лет жизни в этом доме Балакирев сменил целых четыре квартиры – будем надеяться, причиной было улучшение условий, а не бегство от мышей.
Чаще всех в этих стенах наполнялся «музыкальной пищей» и оставался ночевать самый юный участник кружка, Николай Римский-Корсаков. Наблюдая, как старшие товарищи играют здесь отрывки из новых опер, приносят партитуры незаконченных симфоний, беспрестанно спорят, хвалят, порицают и поддерживают друг друга, юный Николай и сам возвращался к музыке после морской службы в трехлетней экспедиции к берегам Северной Америки и Европы.
«Я беспрестанно проводил вечера у Балакирева… В то время он гармонизировал собранные им русские песни, долго возился с ними и много переделывал. Присутствуя при этом, я хорошо познакомился с собранным им песенным материалом и способом его гармонизации. Балакирев владел в те времена большим запасом восточных мелодий, запомненных им во время поездок на Кавказ. Он часто игрывал их мне и другим в своей прелестнейшей гармонизации и аранжировке»
[155].
В эти же, 1860-е годы, помимо музыкального клуба Балакирева, в этот дом переехал еще один – Английский. Правда, в отличие от расцвета первого, 100-летнее джентльменское общество, члены которого, избранные тайным голосованием, проводили собрания за картами, обильными пирами и обсуждением политики, клонилось к закату. Некрасов, по привычке регулярно приезжавший сюда узнавать новости и проигрывать деньги, заходил в новое здание клуба без прежнего энтузиазма.
Нынче скромен наш клуб именитый,
Редки в нем и не громки пиры.
Где ты, время ухи знаменитой?
Где ты, время безумной игры?
Прежде были легко уловимы
Характерные клуба черты:
В молодом поколении – фатство,
В стариках, если смею сказать,
Застарелой тоски тунеядства,
Самодурства и лени печать.
А теперь элемент старобарский
Вытесняется быстро: в швейцарской
Уж лакеи не спят по стенам…
[156]«Старобарский элемент» («с лакеями по стенам») царил здесь совсем недавно, всего 30 лет назад, когда сдаваемый арендаторам доходный дом поручика Бенардаки принадлежал его прошлому владельцу, графу Браницкому, и считался дворцом. 54-летний тайный советник и придворный обер-шенк (хранитель вин), перестроив этот дом для своей семьи практически в том виде, как мы видим его сейчас, прожил здесь всего пять лет. Семью поляков не любили в Петербурге: «Вся их жизнь проходит в праздности, тунеядстве и в поездках за границу. Все это семейство чрезвычайно враждует нашему правительству, и все по внушению графини Розы Браницкой; это женщина самая неблагонамеренная…»
[157]. Дворцовая эпоха этого дома завершилась смертью графа и эмиграцией его жены и детей.
Новые владельцы придут во владение лишь к концу XIX века – поручик Бенардаки продаст здание князю Николаю Юсупову. Но дворцом этому дому уже не стать – этим стенам уготована судьба центра общественной жизни. Здесь снова появляются учреждения и клубы – художественный, шахматный, сельскохозяйственный, а после революции, как и сейчас, – театральный.
Литература
А.П. Бородин в воспоминаниях современников / сост., текстолог., ред., вступ. ст. и коммент. А. Зориной. М., 1985.
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.
Бударагина О.В. Латинские надписи в Петербурге. СПб., 2016.
Буренина М. Прогулки по Невскому проспекту. СПб., 2002.
Всеобщая адресная книга С.-Петербурга. 1867–1868.
Ильин М., Сегал Е. Александр Порфирьевич Бородин; Письма / сост. писем, музык. ред. и примеч. Л.Ю. Шкляревской. М.: Правда, 1989.
Кириков [и др.]. Невский проспект, 2004.
Кириков [и др.]. Невский проспект, 2013.
Крюков А.Н. «Могучая кучка» в Петербурге. Л., 1977.
Музыкальный энциклопедический словарь / гл. ред. Г.В. Келдыш. М., 1990.
Некрасов Н. Полн. собр. соч. и писем: в 15 т. Худож. произведения: в 10 т. Т. 3. Л., 1982.
Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. 9-е изд. М., 1982.
Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв. Т. 6. М.: Студия Тритэ, 1995.
Торговый центр «Невский Центр»
(2010 г., Невский пр., 114–116)
«Три копейки! Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба?
Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузо на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам…
– Что вам угодно? – спросил меня приказчик. Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном:
– Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба…
