Компаньоном для поездки в эту усадьбу барон взял своего 24-летнего друга, маркиза Армана де Пюисегюра. Обоих аристократов объединяла страсть к оккультным наукам, спиритизму, масонству, а также наблюдательность, с которой молодые «светские львы» оценивали представителей русской знати. Впрочем, часто очень субъективно.
Графиню Анну Чернышеву, хозяйку этой усадьбы, Корберон сразу невзлюбил. Любезная и популярная в свете, неоднократно принимавшая в своем городском дворце на Мойке (ныне на этом месте стоит Мариинский дворец) саму Екатерину II, дружившая с самыми влиятельными семействами Петербурга и даже имевшая родство со светлейшим князем Григорием Потемкиным, год назад заключившим с императрицей тайный брак, Анна отвергла намеки юного дипломата о том, что он может быть ей полезен в ее любовной интриге с его 29-летним другом, юристом Порталисом, в амурных приключениях которого он частенько принимал участие. С тех пор обеды у Чернышевых, а главное их хозяйка, стали для Корберона в тягость: «Хоть я и дипломат по профессии, но не могу же я сделаться таковым до мозга костей и стать равнодушным даже к скуке. Сегодня я обедал у гр. Ивана Чернышова и чуть не умер с тоски. Жена его положительно глупа, а сам он хотя не глуп, но хуже того: он – в полном смысле слова придворный и потому в их доме царствует невозможная натянутость…»
[21].
В те дни находившаяся на последних месяцах беременности третьим ребенком 36-летняя Анна, переехав из городского дворца в загородную усадьбу, была оторвана от светской жизни столицы. Корберон как приезжий светский гость, конечно же, не избежал «инквизиторского допроса» дамы, припомнившей состоявшийся полгода назад скандальный обед, на котором юноша флиртовал с 19-летней княжной Анастасией Трубецкой.
«Мы репетировали две пьесы у Чернышовых, затем ужинали, все шло очень весело. За ужином я сидел рядом с княжной и очень за ней ухаживал, что видимо нравилось. Мало-помалу Чернышова стала пристально смотреть на нас и шептаться с маркизом, сидевшим около нее и тоже глаз с меня не спускавшим. „Нас осуждают“, – сказала мне княжна в полголоса; и действительно, к концу ужина гр. Иван стал видимо придираться к ней. Это нас обоих очень рассердило, и я ушел из этого дома очень недовольный хозяином и хозяйкой. Первый – низкий, фальшивый и тщеславный человек, а последняя – дура, осуждающая любовные интриги и цинически отдающаяся своему лакею, как все говорят. Это меня окончательно оттолкнуло от дома, в котором я и прежде очень скучал. Вежливость русских состоит в том, что они надоедают поклонами, пошлыми комплиментами, обедами и проч., а настоящей тонкой деликатностью, составляющей всю прелесть общения, они не обладают»
[22].
Так расположение Корберона потеряла не только далекая от искусства французского флирта Анна, но и ее замечательный муж, граф Иван Чернышев. 50-летний дипломат пользовался покровительством Екатерины II, которая назначила его вице-президентом Адмиралтейств-коллегии, ответственным за весь военный флот.
Императрица была довольна службой Ивана, сумевшего привести флот из запущенного состояния в отменное. Когда граф купил участок в районе Петергофской дороги и задумал возвести здесь «Чернышеву дачу», она несколько раз бывала здесь с визитом – и на этапе постройки, интересуясь планами архитектора Валлен-Деламота, и позже, приехав сюда к графу Чернышеву со шведским королем Густавом III. «9-го король ездил в Царское Село, а по возвращении был в придворном французском спектакле и ужинал у президента адмиралтейской коллегии графа Ив. Гр. Чернышева. В следующий день императрица из Царского Села переехала на летнее пребывание в Петергоф… Был и шведский король… Государыня в 5 часов отправилась далее и по дороге еще раз остановилась на даче И.Г. Чернышева»
[23].
Более 30 лет Чернышева дача находилась во владении Ивана и Анны, а затем, после их смерти в 1790-х годах, перешла к единственному сыну Григорию. 35-летний обер-шенк (старший хранитель вин при Дворе) вместе с усадьбой унаследовал и долги отца, а так как и сам обладал страстью к расточительству, выбраться из сложной финансовой ситуации не смог. После разорения Григория, сменив несколько владельцев, Чернышева дача досталась наконец графу Александру Шереметеву, известному своей любовью к музыке и позже ставшему начальником Придворной певческой капеллы. С тех пор и усадьба, и парк носят его имя – «Александрино».
После революции в особняке разместилась молодежная артель огородников, а затем дача стала обычным жилым домом с коммунальными квартирами. Парадные залы поделили на клетушки, а в восьмиугольном бальном зале, где когда-то Екатерина II шествовала в полонезе со шведским королем, устроили сарай для свиней и другого домашнего скота.
С 1980-х годов в здании, восстановленном после Великой Отечественной войны, но, к сожалению, утратившем все элементы оригинальных интерьеров, располагается детская художественная школа, что, наверное, понравилось бы последнему владельцу усадьбы графу Шереметеву, меценату и ценителю искусств.
Литература
Грот Я.К. Екатерина II и Густав III. СПб., 1877.
История Муниципального образования МО Дачное // http://www.dachnoe.ru .
Корберон М. Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II (Из парижского издания). СПб., 1907.
Куракин Ф.А. Восемнадцатый век: исторический сборник. Т. 1. СПб., 1904.
Чернышев, Иван Григорьевич // РБС. Том XXI: Фабер— Цявловский. СПб., 1901.
Шереметев, Александр Дмитриевич // ЭС Брокгауза и Ефрона. Т. 78. СПб., 1903.
Жилой комплекс Петербургской купеческой управы
(1911 г., архитектор А.А. Барышников;
ул. Рубинштейна, 23)
«Мы поселились на шестом этаже… дома № 23…
Сначала мы жили в большой пятикомнатной квартире. Вскоре к нам подселили одну семью, потом другую, в конце концов остались в двух комнатах, так что я оказался вместе с сестрами.
Номер школы тоже был 23, и в это число я вкладывал символический, точнее, ложномногозначительный смысл. Например, прибегнув к вычитанию, говорил себе, что дом минус школа, как, впрочем, и школа минус дом равняется нулю…
Итак, чтобы очутиться на школьном дворе, достаточно было выскочить из дома черным ходом и перемахнуть через забор. Он был высоковат, к тому же покрыт колючей проволокой, зато я был ловок и цепок…
Уже в школьные годы я был „отравлен“ театром. Причем театр продолжался и дома – в буквальном смысле. В нашем доме на Троицкой, на одной лестнице с нами, но тремя этажами ниже, жил мальчик, несколько старше меня, который устраивал домашние спектакли. Вход был открыт для всех желающих, и я, конечно, не преминул туда заглянуть в тайной надежде, что и меня пригласят участвовать. Не пригласили. Но спектакль (они там играли «Бориса Годунова», ни больше ни меньше) мне очень понравился… А мальчишку, который все это устраивал с таким размахом, все почему-то звали Ася… Мальчик Ася стал драматургом Алексеем Николаевичем Арбузовым»
[24].
