В этот момент мисс Гриффит заметила на другой стороне улицы
какую-то знакомую и, замахав рукой, побежала к ней, а я смог отправиться дальше
по своим делам — в банк.
В целом у меня создалось впечатление, что мисс Гриффит
чем-то напоминает небольшое землетрясение.
Я быстро уладил в банке все, что мне было нужно, и
отправился в адвокатскую контору «Гелбрайт, Гелбрайт и Симмингтон». Не знаю —
существовали ли там когда-нибудь какие-нибудь Гелбрайты, я лично никогда их не
видел. Меня провели в кабинет мистера Симмингтона, а котором все было пропитано
несколько затхлым, но приятным запахом старинных адвокатских контор.
Множество папок с надписями: «Леди Хоуп», «Сэр Эверард
Карр», «Наследство Вильяма Эйтсби — Хорса», фамилиями крупных землевладельцев —
все это создавало атмосферу солидной фирмы, занимающейся делами сливок местного
общества.
Когда я наблюдал за мистером Симмингтоном, склонившимся над
моими бумагами, мне пришло в голову, что, если миссис Симмингтон обманулась в
первом браке, то во втором-то уж она не рисковала ничем. Ричард Симмингтон был
воплощением спокойного достоинства, человеком, который и на мгновенье не
вызовет в своей жене чувства страха или беспокойства. Длинная шея с выступающим
кадыком, бледное, как у мертвеца, лицо и длинный тонкий нос. Несомненно,
приятный человек, хороший муж и отец, но не из тех, кто может заставить сильнее
застучать женское сердце.
Мистер Симмингтон разговорился. Говорил он не спеша и ясно,
проявляя немало здравого смысла и быстроты суждений. Мы обо всем договорились,
и я уже собрался уходить. Лишь мимоходом я заметил:
— По дороге в город я встретил вашу падчерицу.
Мгновенье мистер Симмингтон смотрел на меня, словно не
понимая, о ком речь, а потом улыбнулся:
— О, да.., конечно… Миген. Она уже.., гм.., некоторое
время дома.., закончила школу. Мы подумывали, как ей, чем ей заняться.., да,
заняться. Конечно, она еще довольно молода и не слишком развита для своего
возраста. Да, не слишком развита, как мне сказали.
Я вышел из кабинета. В канцелярии какой-то старик что-то
медленно и с напряжением писал за столом, кроме него там был еще невысокий,
нагловатого вида молодой человек и средних лет женщина с завивкой и пенсне на
носу, старательно и быстро писавшая что-то на машинке.
Если это и была мисс Джинч, то я должен был согласиться с
Гриффитом: какие-то нежные чувства между нею и ее хозяином казались в высшей
степени не правдоподобными.
Я зашел в булочную и пожаловался на то, что кекс, купленный
нами тут накануне, оказался черствым. Моя жалоба, как и полагается, была
воспринята с восклицаниями отчаяния и недоверия, но в награду я получил новую
буханочку — «свежую, только из печи вытащенную» — тепло, которое я чувствовал,
прижимая ее к груди, доказывало, что это правда, только правда и одна правда.
Я вышел из булочной и огляделся вокруг, надеясь увидеть
Джоан с автомашиной. Ходьба утомила меня, к тому же ковылять на костылях с
кирпичиком кекса в руках — удовольствие среднее.
Джоан однако нигде не было видно.
Внезапно я ошеломленно застыл. По тротуару навстречу мне шла
богиня. Я просто не мог выразить иначе. Классические черты лица, вьющиеся
золотистые волосы, великолепная фигура. И шла она легко, как богиня, словно
плыла все ближе и ближе. Чудесная, сказочной красоты девушка — просто дух
захватывало.
Меня охватило волнение — что-то должно было произойти! И
произошло — с моим кексом. Он выскользнул у меня из рук. Я хотел подхватить
его, выпустил костыль, со стуком упавший на тротуар, пошатнулся и сам чуть не
упал.
Уверенная рука проплывающей богини подхватила меня и
удержала на ногах. Я забормотал:
— П-прошу прощения. Б-большое спасибо.
Она подняла кекс и костыль и подала их мне. Потом приветливо
улыбнулась и весело проговорила:
— Ерунда. Не стоит благодарности! — И при звуках
ее самого обычного, ленивого голоса все колдовство сразу же рассеялось.
Красивая, здоровая, рослая девушка — и ничего больше.
Я начал размышлять о том, что случилось бы, если бы боги
Олимпа дали Прекрасной Елене такой же обычный, тягучий голос. Как все-таки
странно, что эта девушка могла взволновать человека до глубины души, пока не
раскрыла рта, но в тот же момент, как она заговорила, все волшебство
рассеялось!
Я знал, что бывает и наоборот. Мне случалось когда-то видеть
невысокую женщину с лицом грустной обезьянки, на которую никто дважды глаз не
поднял бы… Однако, когда она начинала говорить, словно по мановению волшебной
палочки все начинало цвести, жить, и она представала какой-то вновь ожившей
Клеопатрой.
Джоан остановила машину у самого тротуара, я ее даже и не
заметил. Она спросила, что произошло.
— Ничего, — ответил я и наконец опомнился. —
Так просто, задумался о Прекрасной Елене и ее правнучках.
— Великолепное место для таких размышлений, —
заметила Джоан. — Вид у тебя был как у настоящего кретина, когда ты стоял
вот так, разинув рот и прижимая кекс к мужественной груди!
— Это все шок, — ответил я. — Я вдруг ни с
того ни с сего очутился в Трое, а потом меня с такой же скоростью отправили
назад. Не знаешь, кто это? — добавил я, показывая взглядом на спину
удалявшейся грации.
Джоан глянула вслед девушке и сообщила мне, что это Элси
Холланд, гувернантка Симмингтонов.
— Это она так вывела тебя из равновесия? Красива, но
умом большим не отличается.
— Знаю, — сказал я. — В общем-то милая,
спокойная девушка, только я-то принял ее за Афродиту.
Джоан отворила дверцу машины, и я сел.
— Забавно, не правда ли? — обернулась она ко
мне. — Бывает, что человек писаный красавец, а мозгов у него самая
малость. С нею та же история. Жаль.
Я заметил, что для гувернантки мозгов у нее достаточно.
Под вечер мы пошли на чашку чаю к мистеру Паю.
Мистер Пай был чрезвычайно женоподобным, пухленьким
человечком, вечно занятым своими креслами с разными спинками, пастушками из
мейсенского фарфора и стильной мебелью. Жил он в Прайорс Лодж, недалеко от руин
старого монастыря, разрушенного во времена Реформации.
Жилище его отнюдь не напоминало убежище старого холостяка.
Пастельных цветов занавески и подушечки были сделаны из самых дорогих сортов
шелка.
Маленькие пухлые ручки мистера Пая тряслись от волнения,
когда он описывал и показывал нам свои сокровища, а голос подымался до
скрипучего фальцета, когда он рассказывал о волнующих обстоятельствах, при
которых ему удалось привезти из Вероны ренессансную кровать.
