Ее быстрые глаза вернулись с горизонта и встретились с
моими. В них была озабоченность и неподдельное детское удивление.
— Почему вы должны были бы знать? — спросил я.
— Обычно я знаю обо всем. Я всегда считала это своим
долгом. Мой муж Калеб читает хорошие, правильные проповеди и отправляет службу
в церкви. Это его Долг как священника. Но если священник вообще должен
жениться, то я считаю, что его жена должна знать, о чем думают и что чувствуют
люди в его приходе — даже и тогда, когда помочь ничем не можешь. А я сейчас
понятия не имею, кто бы мог…
Она помолчала и добавила рассеянно:
— Такие глупые письма…
— Быть может.., и вы.., тоже получили?
Мне было немного стыдно за свой вопрос, но миссис Калтроп ответила
совершенно естественно, лишь чуть шире, пожалуй, раскрыв глаза:
— О да, два; или нет — три Я уж точно и не помню, что в
них было. Какие-то страшные глупости о Калебе и заведующей школой. Сплошные
глупости, потому что Калеб совершенно не умеет флиртовать. Никогда не умел, Его
счастье, что он стал священником.
— Разумеется, — кивнул я, — разумеется.
— Калеб мог бы быть святым, — сказала миссис
Калтроп, — не будь он слишком большим интеллектуалом.
Я не чувствовал себя вправе отвечать на это критическое
замечание, да у меня и не было на это времени, потому что миссис Калтроп
продолжала с достойной удивления логикой перескакивать от мужа к анонимным
письмам:
— Здесь происходит столько скандалов и неприятностей, о
которых могло бы быть написано в этих письмах — но не написано. Именно это для
меня загадка!
— Я бы не сказал, что они очень сдержаны, —
заметил я с горечью.
— Однако похоже на то, что их автор ничего не знает.
Ничего о том, что здесь происходит.
— Вы так думаете?
Быстрые, беспокойные глаза встретились с моими.
— Разумеется. Здесь ведь множество скандалов и
скандальчиков — масса вещей, которые люди стараются скрыть. Почему автор не
пишет ни о чем таком? — Она помолчала, а потом прямо спросила:
— Что было в письме, которое вы получили?
— Автор подозревал, что Джоан мне не сестра.
— А она — сестра? — спросила миссис Калтроп без
всякой застенчивости, с дружелюбным любопытством.
— Конечно, сестра. Миссис Калтроп кивнула:
— Видите, именно это я и имею в виду. Я бы сказала, что
существуют другие вещи…
Ее светлые глаза смотрели на меня задумчиво, с бесстрастным
выражением, и я внезапно понял, почему весь Лимсток побаивается миссис Калтроп.
В жизни каждого из нас есть тайные главы, и все мы надеемся,
что никто никогда о них не узнает. Я же чувствовал, что миссис Калтроп читает
во мне, как в раскрытой книге.
Впервые в жизни я обрадовался, услышав за своей спиной
бодрый голос Эме Гриффит:
— Хелло, Мод! Вот хорошо, что я тебя встретила. Хочу
предложить перенести дату благотворительного базара. Доброе утро, мистер
Бертон!
Она продолжала:
— Мне еще надо заскочить в магазин и оставить там
заказ, а потом, если не возражаешь, пойдем вместе в Женский союз.
— Да, да, отлично, — кивнула миссис Калтроп.
Эме Гриффит вошла в магазин, а миссис Калтроп вздохнула:
— Бедняжка.
Я был поражен. Неужели она жалеет Эме?
— Знаете, мистер Бертон, мне по-настоящему страшно.
— Из-за этих писем?
— Да, знаете, это означает.., это должно означать…
Она замолчала, погрузившись в свои размышления. Глаза ее
сузились. Потом она проговорила медленно, как человек, старающийся решить
какую-то сложную задачу. — Слепая ненависть.., да, слепая ненависть. Но и
слепец может по чистой случайности угодить прямо в сердце. — А что потом,
мистер Бертон?
Это мы должны были узнать еще прежде, чем закончился день.
Партридж, которая умеет наслаждаться каждой сенсацией,
пришла на следующий день с самого утра в комнату к Джоан и с очевидным
удовольствием сообщила ей, что накануне вечером миссис Симмингтон покончила с
собой.
Джоан, толком еще не проснувшаяся к тому времени, сразу же
пришла в себя и перепугано села в постели.
— Ох, Партридж, это ужасно!
— Ужасно, барышня. Стыд и позор — лишить себя жизни.
Даже если ее довели до этого, беднягу.
Джоан инстинктивно почувствовала правду, и ей стало не по
себе.
— Неужели?.. — спросила она взглядом, и Партридж
кивнула.
— Правда, барышня. Одно из этих мерзких писем.
— Какой ужас, — прошептала Джоан. — Какой
ужас. И все же не понимаю, зачем ей было кончать с собой из-за такого письма.
— Похоже, что в этом письме что-то было правдой,
барышня.
— Но что?
Однако на этот вопрос Партридж не хотела или не могла
ответить. Джоан пришла ко мне в комнату бледная и напуганная. Происшедшее
казалось тем ужасней, что миссис Симмингтон не принадлежала к людям, с мыслью о
которых связывается представление о какой — либо трагедии.
Джоан заметила, что мы могли бы пригласить Миген побыть пару
дней у нас. Элси Холланд, сказала она, сможет отлично заботиться о детях, но
Миген с нею определенно рехнется.
Я согласился. Я вполне мог представить, как Элси Холланд
выдает одну утешительную фразу за другой и ежеминутно предлагает чашечку чаю.
Приветливое создание, но не тот человек, которого могла бы сейчас вынести рядом
с собой Миген.
После завтрака мы отправились к Симмингтонам. Оба мы немного
нервничали. Наш приезд мог выглядеть как болезненное любопытство, которое часто
вызывают чужие несчастья. Нам, однако, повезло — у самых дверей мы встретили
Оуэна Гриффита, как раз выходившего из дома. Он дружески поздоровался со мной,
и его озабоченное лицо прояснилось.
— Здравствуйте, Бертон, рад, что вас вижу. То, чего я
опасался, произошло. Черт бы все побрал!
— Здравствуйте, доктор, — проговорила Джоан
голосом, каким она обычно разговаривает с нашей глухой, как пень, тетей.
Гриффит растерялся и покраснел.
— Ох.., здравствуйте, мисс Бертон.
— Я решила, что вы меня, вероятно, не заметили, —
продолжала Джоан.
