Продолжением решения вопросов, поднятых на конференции в Спа, стало заседание СОГ 13 июля 1920 г. На этом заседании было рассмотрено дело принятия посредничества Великобритании при нормализации отношений с РСФСР на определенных английских условиях. Основой послужил отчет премьер-министра В. Грабского, где сообщались условия перемирия между РСФСР и Польшей. Большинством голосов было решено принять предложение Великобритании, хотя условия не совсем соответствовали стратегическим планам и интересам Польши. Сложность внутреннего и внешнеполитического положения Польского государства, широкое наступление советских войск, которое Польша была не в состоянии остановить, привели руководство к принятию отмеченного решения. Во время заседания СОГ Ю. Пилсудский и представитель Польской социалистической партии Н. Барлицкий, обратили внимание на факт нарушения принципа самоопределения наций. Со стороны Антанты были признаны в качестве правомочных только Эстония, Финляндия, Латвия, косвенно Литва, при отказе в реализации данного права для других национальных единиц [389, s. 127].
По мнению руководства Великобритании, Франции, Италии белорусский вопрос не должен был подниматься напрямую и рассматриваться в рамках «русского» вопроса. Польша, принимая условия посредничества Великобритании, автоматически предоставляла Антанте право решения всех спорных вопросов между ней и соседями. Решение же стран Антанты о судьбе белорусских земель было вынесено еще 8 декабря 1919 г., когда была определена линия разграничения между РСФСР и Польшей. И если в 1919 г. эта линия носила скорее рекомендательный характер, то в июле 1920 г. она стала одним из условий заключения перемирия с перспективой стать окончательной линией разграничения между сторонами. Польша пыталась только в данных обстоятельствах добиться увеличения сферы разграничения от 20 до 50 километров, и не только от линии Гродно – Брест-Литовск – Буг, но и от железной дороги Гродно – Вильно – Динабург. Участниками будущей Лондонской конференции назывались только Польша, Литва, Финляндия, Латвия, Восточная Галиция, оставляя вне конференции представителей белорусских земель [79, с. 54–55].
Итоги международной конференции в Спа стали наиболее заметны уже на этапе барановичских и минских переговоров (июль – начало сентября 1920 г.). Медиаторство и негласное присутствие Великобритании заставляли обе стороны проводить официальные заседания мирной конференции в Минске и параллельно вести неофициальные встречи. Советская Россия и Польша все ж таки в ситуации выбора между дипломатическими и военными средствами решения спорных вопросов отдавали предпочтение последней альтернативе. В рядах советского руководства большинство членов, в том числе и сам В. И. Ленин, склонялись к продолжению успешного военного наступления и вхождения войск Красной Армии на этнические польские земли, к организации революционной борьбы в Польше с надеждой распространения ее в европейском масштабе. Вероятность осуществления мирных советских инициатив, которая рассматривалась 19 июня 1920 г. в докладной записке народного комиссара иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерина в Политбюро ЦК РКП(б) была минимальной [224, с. 122]. Два варианта территориального разграничения между сторонами остались на бумаге. Первый предлагал «территориальные уступки польской стороне исключительно только на белорусском участке пограничной линии, без аналогичных на территории Украины»; второй – фактически повторял очертания границы, утвержденной Верховным советом союзных государств от 8 декабря 1919 г. в качестве этнографической польской границы [224, с. 123].
Позиция США по польско-советскому конфликту отчетливо видна в ноте Государственного секретаря США Б. Колби от 10 августа 1920 г. на имя итальянского посла К. Авеццано. Государственный секретарь США в достаточно резкой форме заявлял протест против ведения непосредственных переговоров Советской России и Польши без участия международного сообщества («организация общеевропейской конференции»). Он настаивал на укреплении польских этнографических границ, закрепленных Высшим советом стран Антанты 8 декабря 1919 г., это значит, против какого-нибудь раздела территории бывшей Российской империи [75; 330, s. 256; 42, с. 96–97]. В аналогичном тоне написана нота Б. Колби к поверенному в делах Польши Д. Уайту 21 августа 1920 г. Советско-польские переговоры рассматривались как средство «завершения сегодняшнего кровопролития»; осуществление наступательных акций польской стороной признавалось небезопасным, что угрожало территориальной целостности Российского государства (несоветского) [42, с. 108–109].
Во время конференции в Спа английское и французское руководство пробовало выступить с единой политической линией по советско-польскому конфликту, которая выражалась в фактическом военном невмешательстве, к моменту перехода войск Красной Армии этнографических границ Польши. Как Франция, так и Великобритания настаивали на оказании польской стороне дипломатической помощи через посредничество. Французское руководство, которое выступало против политического признания советского режима, желало исключительно английского медиаторства. В итоге, конференция июля 1920 г. стала не только проявлением внешнего вмешательства в процесс советско-польских переговоров, подтолкнула обе стороны к переходу переговорного процесса в официальный формат при одновременном ведении встреч в неофициальном формате, к использованию дипломатических средств решения спорных вопросов в агитационно-пропагандистских целях. Советская Россия и Польша, не желая непосредственного участия европейских представителей в переговорах, вынуждены были отказаться от проведения Лондонской международной конференции и начать процесс нормализации двусторонних отношений самостоятельно. Как польская, так и советская сторона фактически трансформировали роль Великобритании из медиатора в арбитра польско-советского спора, пробуя не только сорвать мирные инициативы, но и переложить всю тяжесть ответственности на соперника.
Однако, если на борисовском и минском этапах советско-польских переговоров (январь-август 1920 г.) страны Антанты смогли выработать единую линию поведения, то уже в начале сентября 1920 г. такого единого мнения достигнуть не удалось. Во время встречи лорда Дерби (Великобритания) и Ж. М. Палеолога (Франция) было принято решение, что по польско-советскому конфликту и переговорному процессу эти государства будут придерживаться своей самостоятельной политической линии. Франция настаивала на поддержке польской стороны при возможном возобновлении военного конфликта с Советской Россией. Великобритания – на приостановке любого военного вмешательства в дела РСФСР на время ведения советско-английских торговых переговоров.
Французский премьер-министра А. Мильеран 2 сентября 1920 г. направил две депеши французскому послу в Варшаве Г. де Панафё, в которых высказался резко против выхода польских войск за границы этнографической польской территории (линия р. Буг), настаивал на заключении военного союза Польши и Вооруженных сил юга России (П. М. Врангель). 6 сентября 1920 г. он предупреждал об угрозе заключения «поспешного мира» с советской стороной. Однако, уже 12 сентября 1920 г. генеральный секретарь Министерства иностранных дел Франции Ж. М. Палеолог указывал на рискованность французского вмешательства в возможные совместные военные действия польской стороны и П. М. Врангеля [341, р. 547–548, 564–566, 587–588]. Эти высказывания французского министра не расходились с общим содержанием встречи французского и итальянского премьер-министров А. Мильерана и Д. Джолитти, которая произошла 9 сентября 1920 г. На ней была выработана общая позиция к ведению советско-польских переговоров. Признавалось, что польская сторона может заключить «умеренный мир на основе признания принципа самоопределения наций». Но уже 1 октября 1920 г. новый премьер-министр Франции Ж. де Лейгю настаивал на заключении мира, который не противоречит безопасности и свободному развитию Польши [341, р. 588–590]. Таким образом, французская сторона была вынуждена согласовывать свою позицию с другими европейскими руководителями, настаивала на закреплении за Польшей исключительно этнографических границ; подписание мира с Советской Россией признавалось возможным, но при условии выставления «умеренных» условий договора.
