Стремление польской стороны к более быстрому решению дел и компромиссному подходу в финансово-экономических проблемах исходило из желания ускорить ход переговоров, и заключить мирный договор к началу плебисцита в Верхней Силезии (20 марта 1921 г.). Во время заседания Совета Министров Польши 10 февраля 1921 г., большинством голосов было подтверждено решение об ускорении дела заключения мирного договора с Советской Россией.
В рамках финансово-экономической комиссии мирной конференции в Риге в январе-феврале 1921 г. было принято решение о передаче прав на эксплуатацию природных ресурсов (концессия) для обеспечения финансовых претензий польской стороны. Согласно секретному дополнительному протоколу Прелиминарного мирного договора, предусматривалось выделение концессий «в государственных лесах, размещенных рядом с границей Польши, которые имеют удобные пути сообщения» [22]. Фактически, белорусские лесные массивы лучше всего подходили под данное описание. В связи с этим поступил протест председателя ВРК БССР А. Г. Червякова, 22 января 1921 г., который выступал категорически против выделения лесных концессий на территории Беларуси, аргументируя это «истощенностью лесов белорусских земель», называя леса единым богатством края, предлагая использование отмеченного природного ресурса для обеспечения требований общесоюзного масштаба («для шахт Донбасса и Украины») [224, с. 182–184].
Актуализация белорусской проблематики на втором этапе рижских советско-польских переговоров происходило путем стремления польской делегации к выделению белорусского вопроса на случай его использования против Советской России при смене общего международного положения. Белорусский вопрос выступал как дестабилизирующий фактор, который мог негативным образом сказаться на ситуации в регионе, оказание внешней поддержки белорусскому национальному движению в реализации идеи независимости и неделимости территории Беларуси затрагивала как польские, так и советские интересы. Исчезновение белорусской проблематики со страниц мирного договора могло послужить идеологической основой для развития белорусского революционного движения, который как польское, так и советское руководство могло использовать в будущем при борьбе с соперником.
Дезавуирование белорусской проблематики, отождествление категорий «белорусский» и «российский» приводило к исчезновению дефиниции «белорусское гражданство» (статья VI договора), фактически запрещало лицам польской национальности, проживающим на территории Беларуси, пользоваться правом оптации. Польский проект определения категории лиц, которые имели возможность оптироваться («лица польского происхождения, которые имели одного из предков по материнской или отцовской линии, что постоянно проживали на территории бывшего Царства Польского»), был избавлен определенной конкретизации, однако позволял включить в этот список лиц, проживающих на белорусских землях. На заседании юридическо-правовой комиссии 13 февраля 1921 г., эксперт польской делегации Р. Кноль обратил внимание на проблему определения понятий украинского, белорусского, российского гражданства. Проблематика гражданства перекликалась с вопросом территориального разграничения между БССР, УССР, РСФСР. Р. Кноль рассматривал дефиницию гражданство как устойчивую политико-правовую связь человека и государства, которая выражается в их взаимных правах и обязательствах, и главное, владеет территориальной характеристикой.
Сложности, которые были отмечены во время заседаний юридическо-правовой комиссии, были итогом апелляций членов польской делегации к статье I Прелиминарного мирного договора, который признавал независимость Беларуси и вводил ее в состав юридическо-правового субъекта.
В свою очередь, российско-украинская сторона не собиралась идти дальше простого официального и юридического признания независимости, которое происходило скорее в географическом, чем в государственно-политическом плане.
На втором этапе советско-польских переговоров в Риге (ноябрь 1920 г. – март 1921 г.) предпринимаются шаги, чтобы текст мирного договора не стал законной основой для вмешательства во внутренние дела государства, опираясь на пункт о гарантировании права на свободу религиозной и культурной жизни и существования национальных меньшинств. Использование белорусского национального фактора, нажим на определенные белорусские национальные силы с целью поднятия революционного движения, направленного на объединение белорусских земель в единое национальное образование, уже в 1920-е гг. умело использовало советское руководство. В 1923 г. Польское бюро секретариата НКИД сообщало, что «поддержка революционных волнений среди национальных меньшинств Польши, углубление сеймовой оппозиции белорусов является фактором ослабления польского правительства и лежит в углублении сеймовой оппозиции белорусов, является фактором ослабления польского правительства и лежит в интересах нашей Республики» [49]. Ради сохранения влияния на белорусский сеймовый клуб признавалось возможным провести амнистию и позволить приезд в Советскую Беларусь политическим эмигрантом, расширить количество белорусских школ как на территории БССР, так и из-за ее границами (Витебская и Гомельская губернии), и главное, расширить границы республики и увеличить состав представителей Советской Беларуси во ВЦИК СССР [49]. Дело организации белорусского революционного движения признавалось настолько важным, что советское руководство соглашалась на увеличение территории БССР. За счет земель Витебской и Гомельской губерний, находящихся в составе РСФСР.
В этот же период составлена «Записка по белорусскому вопросу», в которой еще раз отмечалась важность осуществления выше перечисленных шагов, с целью предотвратить возможность создания в Польше «для всего белорусского народа своего рода Пьемонта, хоть и илюзорного», чтобы «Советская Беларусь стала настоящим политическим и культурным центром для всего белорусского народа» [10].
Поэтому на этапе составления текста мирного договора члены польской делегации стремились к наиболее корректной формулировке пунктов, касающихся дальнейшего существования белорусского населения в составе Польши, в том числе обеспечения прав национальных меньшинств и свободы религиозного и культурного развития. Предостережение от необдуманных шагов в белорусском вопросе, желание избегнуть больших проблем в будущем, содержаться в специальном рапорте Министерству иностранных дел [302, s. 79–82], поданном в ноябре 1920 г. Р. Кнолем, экспертом Министерства иностранных дел Польши в составе польской делегации на мирной конференции в Риге. Обращалось внимание на необходимость использования во время переговоров так называемого «белорусского козыря». Актуальность белорусской проблематики, необходимость оказания определенного влияния на белорусские политические круги, выявилась в связи с потребностью иметь надежного союзника в борьбе с Литвой за территорию Виленщины. Р. Кноль предлагал с этой целью более широкое интерпретирование основных пунктов Прелиминарного мирного договора. Во-первых, наиболее вероятным признавалось различное чтение статьи I (о фактической независимости Украины и Беларуси), которую можно умело использовать во время работы юридическо-правовой комиссии, во время рассмотрения вопросов, связанных с оптацией населения. Вопрос о свободном культурном и религиозном развитии национальных меньшинств в составе Польши, РСФСР и Украины, можно постепенно перевести на территориальную проблематику, требовать точного определения линии разграничения между Советской Россией, Беларусью, Украиной. Отмечалась необходимость требований официальных полномочий от БССР, или непосредственного участия белорусских представителей в работе конференции в качестве экспертов.
