Вероника уронила моток на пол.
Она потянулась к сестре и обняла ее за плечи.
– Худые сейчас в моде, ты разве не знаешь? Но твое тело не такое уж теперь и тощее. И волосы у тебя великолепные.
Глядя сейчас на Дженни, на ее каштановые кудряшки, обрамляющие лукавое личико феи, трудно было поверить, что год назад она была абсолютно лысой. Это верно, кудряшки у нее еще коротенькие, но зато выглядят чарующе.
– Радость моя, ты просто красавица. Дженни положила голову на плечо сестры.
– Ты моя сестра. Ты меня любишь и говорила бы мне, что я красивая, если бы я была похожа на тролля. – И тут Дженни засмеялась. – Но только попробуй прекратить повторять мне, что я красавица!
Вероника крепко ее обняла и отодвинулась, зная, что с этой независимой младшенькой нельзя распускать слюни. Не поймет.
Вероника вновь взяла в руки пряжу и крючок, сказав:
– Зеркало скажет тебе то же, что и я. Дженни пожала плечами.
– Расскажи мне о своем свидании с Маркусом. Ты сообщила ему об Эроне?
Вероника вздрогнула и пропустила петлю. Распустив ряд и начав его сначала, она еле слышно промолвила:
– Это было не свидание.
– Вот как. Ты с ним ужинала?
– Ты же знаешь это.
– Ты сама за себя платила?
– Нет.
– Целью этой встречи было обсуждение планов по экспансии «Клайн технолоджи»? – спросила Дженни, при этом взгляд ее говорил: «Только попробуй мне соврать и скажи, что вы встречались ради этого».
– Нет.
– По мне, все очень похоже на свидание. Полагаю, ты скажешь, что прощального поцелуя от него тоже не последовало.
Вероника почувствовала, как краснеет, и в который раз недобрым словом помянула свою белую кожу, на которой так заметен румянец. Бледность, контрастирующая с темными волосами и серыми глазами.
– Нет, я этого не говорю. Дженни едва не вскрикнула.
– Значит, он пытался. И ты ему позволила? Веронике очень хотелось соврать, но совесть ее и такеле несла ту ношу, что она на нее взвалила восемнадцать месяцев назад.
– Да.
Вероника не стала вдаваться в подробности. Дженни ни к чему знать, что этот поцелуй далеко ушел от обычного прощального и был близок к тому, что называют взрывоопасным. Сосредоточившись на превращении мотка пряжи в нечто более утилитарное, Вероника пыталась не замечать тех прощупывающих взглядов, что бросала на нее Дженни.
– Ты позволила этому проныре поцеловать себя? – Она услышала в голосе Дженни недоверие. Она и сама не поверила бы, если бы кто-то ей предсказал это до встречи с Маркусом. Но в тоне младшей сестренки было еще что-то. Тревога. Озабоченность. Сочувствие.
Отмотав немного шерсти, Вероника сказала:
– Он не проныра, и это ничего не значит.
– Как тогда, когда он сделал тебе ребенка?
Слова были как выстрелы, а мишень – ее совесть. Вероника вынуждена была признать, что в очередной разсовершила грубый просчет, не сказав Маркусу об их ребенке.
– Я думала, что, возможно, это действительно что-то значит. – Тогда думала.
– О чем ты говоришь? Он сказал, что расстроился, когда ты сорвалась в никуда? Он скучал по тебе? – Сестра ее с поразительной легкостью перепрыгивала от подросткового цинизма к мелодраматической сентиментальности.
Что могла ответить ей Вероника? Он явно соскучился по ее телу, но он не мог опуститься до того, чтобы тосковать по шпионке.
Она решила сфокусировать внимание на прошлом, а не на настоящем.
– Я никогда не говорила ему о маме и папе, и о тебе тоже. Он вел себя так, словно моя скрытность его обидела, будто он хотел знать обо мне больше, а я недостаточно ему доверяла.
– А ты доверяла?
– Конечно, нет. – Вероника считала, что ему это неинтересно. Но и ее убежденность в этом говорила о недостатке доверия как к нему, так и к тем отношениям, что были между ними.
Она так привыкла полагаться только на себя, что даже не рассматривала возможность разделить свою ношу с человеком, который видел в ней всего лишь временную сексуальную партнершу. Но, возможно, она была в глазах Маркуса чем-то большим. Ведь она сама была свидетельницей того, как Маркус рвал с женщинами отношения, куда более перспективные, чем были у них. В этом она не могла ошибиться.
– Я думала, что у меня есть на то основания. Однако он смотрел на вещи по-другому. Но теперь это едва ли имеет значение. Все это вода, что давно утекла. Сколько ни смотри на нее с моста, ничего не вернешь.
– Если не считать, что на этом мосту есть ребенок.
– Да. – Ребенок, которого она любила. В котором она нуждалась.
Которого могла запросто потерять, если Маркус узнает о его существовании.
Глава 8
Маркус лежал в постели, мучимый бессонницей и бессильной злобой, когда зазвонил телефон.
Он инстинктивно потянулся к нему, но уронил руку, так и не взяв трубку. Вероятно, это Ронни хочет узнать, что он намерен рассказать Клайну о ее прошлом.
У него не было ответа на сей вопрос, и это не имело никакого отношения к ее отказу поехать к нему домой.
В дело вступил автоответчик, и звонки прекратились. Несколькими секундами позже загудел мобильник. Маркус раздраженно откинул одеяло и встал с постели.
– Алло!
– Маркус?
Маркус испытал настоящий шок, узнав голос матери, тогда как ожидал услышать Ронни. Он даже онемел на мгновение.
– Маркус! Ты меня слышишь?
– Да. Что я могу для тебя сделать, мама?
– У твоего отца только что был сердечный приступ. Он в больнице… – В трубке послышались всхлипы.
– Насколько это серьезно? – Он сочувствовал переживаниям матери, но к известию о болезни отца отнесся равнодушно.
– Я хочу, чтобы ты приехал! – сказала она, не отвечая на его вопрос.
– Буду через час.
– Спасибо. – Она плакала.
Маркус быстро оделся и через несколько минут был в пути. В городе его юности была всего одна хорошая больница, и он повел машину прямо к ней. У него не было сомнений, что мать его оттуда не уходила, раз Марк оставался там.
И он не ошибся: мать его сидела в приемной. При его появлении она подняла голову и благодарно улыбнулась.
Маркус подошел к матери и крепко обнял ее.
– Ты в порядке?
Она похлопала сына по спине и кивнула.
– Врачи говорят, что инфаркта не было. Они еще проводят тесты, но не похоже, чтобы последствия приступа были необратимыми.
