Она жевала кусочек хорошо прожаренного мяса, когда он сказал:
– У меня есть сводные брат и сестра, ни тот, ни другая не питают ко мне особой любви.
Торопливо проглотив еду, она спросила:
– Что?
Все еще несколько дезориентированная после сна, уже находясь под отупляющим действием вновь накатившего желания, она не сразу поняла, о чем он говорит. И лишь с некоторой задержкой до нее дошло. Он говорит о своей семье.
– Как их зовут?
– Лайонел Маркус пятый и Патриция.
– Выходит, твой брат старше тебя.
– Да, на несколько лет.
– А сестра? – У нее до сих пор не укладывалось в голове то, что он говорил о своей семье.
Он всегда обходил эту тему молчанием, будто боялся раскрыть государственную тайну.
– Она тоже старше.
– Так ты самый младший. Поэтому они тебя недолюбливают? Потому что родители тебя избаловали? – Она улыбнулась и потянулась, чтобы погладить его по щеке.
Но в его глазах не отразилось ее нежное изумление.
– Нет.
Она ждала дальнейших объяснений, но их не последовало. Похоже, нужны наводящие вопросы.
– Не слишком ли это сложно – иметь в семье столько мужчин с одинаковыми именами? Я хочу сказать, твоего папу, наверное, звали в семье Лайонел. А как же тогда звали твоего брата? Лайонел-младший?
В ответ он рассмеялся густым смешком.
– Лайонел взбесился бы, если бы кто-то посмел назвать его таким недостойным титулом.
– Лайонел?
– Моего отца зовут Марк.
Итак, его мать – очевидно, вторая жена, потому что брат и сестра у него сводные – застолбила для Маркуса достойное место на семейном древе, дав ему среднее имя отца.
– Я все еще думаю, что это очень сложно.
– Поскольку я редко там появляюсь, проблем не возникает.
– Ты говорил Сэнди, что ездил недавно домой, чтобы с ними повидаться. Какое-то происшествие в семье? – осторожно спросила Вероника.
– У Марка был сердечный приступ. Маме потребовалась моя поддержка.
– Марк? – Теперь она запуталась. Она решила, что Марк приходился Маркусу отцом.
– Мой отец.
– Ты называешь отца по имени?
– Вообще-то я стараюсь обращаться к нему как можно реже. Насколько это возможно.
Забыв об ужине, она смотрела на Маркуса.
– Но почему?
Он промолчал, и после нескольких секунд полной тишины Вероника решила, что он и не собирается отвечать.
Она отвернулась. Конечно, она чувствовала себя обиженной, но удивлена не была.
– Не мое дело. Я знаю. Случайная партнерша не обсуждает животрепещущие проблемы в семейных отношениях партнера.
Маркус схватил ее за плечи:
– Ты не просто партнерша, черт возьми! Ты всегда была для меня чем-то большим.
– Именно поэтому ты в первый же вечер объяснил мне, чтобы я не путала секс с любовью?
Она не понимала, почему он пытается переписать историю их отношений. Возможно, он это делает для того, чтобы полностью свалить вину за разрыв на нее. Но у него не получится. Она и так несла достаточный груз вины, чтобы взваливать на себя еще и эту – за отсутствие настоящей близости между ними.
– Но так все и было – вначале.
Она знала это. И все равно слышать об этом из его уст было больно.
– Но все изменилось. Я поймал себя на том, что мне хочется, чтобы ты проводила со мной всю ночь, но только ты никогда не оставалась. Я начал подумывать о том, чтобы попросить тебя переехать ко мне, но тут ты ушла. Не сказав ни слова.
Боль и растерянность в его голосе полностью соответствовали тому, что чувствовала она. Вероника резко повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Глаза эти потемнели от переполнявших его чувств. Он смотрел на нее с почти отчаянной пристальностью.
– Прости, что не сказала тебе «до свидания».
– Мне больно не от того, что ты даже не попрощалась. Гораздо больнее то, что ты ушла.
– Я объяснила, почему должна была исчезнуть из той жизни.
Он кивнул.
– Теперь, полагаю, пришла моя очередь объясняться, верно?
– Только если ты сам этого хочешь.
– Моя мать была любовницей Маркуса целых пятнадцать лет. Они были вместе всего чуть больше года, когда она забеременела. Я думаю, она верила в то, что он оставит свою респектабельную жену и даст их отношениям законное основание. Но так не случилось. Он перевез ее в город поменьше, неподалеку от того, где жил сам, и помогал материально, но отказался развестись с женой. Он не считал, что развод – это хорошо, и, кроме того, не мог позволить себе это из соображений карьеры. И он не хотел, чтобы двое его детей, рожденных в браке, пострадали.
Вероника почувствовала, как у нее все сжалось внутри. Как сильно, должно быть, страдал Маркус ребенком, если и сейчас в голосе его слышалась такая горечь!
– Он приезжал навестить тебя?
– Дважды в неделю.
И тут она вспомнила, что Маркус сказал о матери, будто она была любовницей отца пятнадцать лет.
– Ты хочешь сказать, что их внебрачный роман длился пятнадцать лет?
Она не могла себе представить, что такое возможно. Она находила ситуацию отвратительной. Что чувствовал по этому поводу Маркус? Неужели то же, что и она? И каково ему было жить во всем этом?
– Да, – сказал он, отвечая на ее вопрос. – Когда я был маленьким, я не понимал, что мой папа жил с нами только два вечера в неделю. Я не задавался вопросом о том, почему он никогда не оставался у нас дольше, чем до утра. Моя мама как-то решила его бросить, когда мне было лет пять. Я помню, как я умолял ее вернуться к папочке и как она плакала.
– И она вернулась?
– Да. Потом, когда мне исполнилось десять, она снова решила покончить с этим и уехать из города. Но к тому времени я уже понял, что являюсь незаконным ребенком и мой отец принадлежит двум другим детям.
– И она снова вернулась? – Вероника пыталась понять.
– Марк нанял частного детектива, и он нас разыскал. В один прекрасный день он появился и привез нас обратно. Я не хотел уезжать с ним. В новой школе я не был чьим-то там бастардом, я был просто собой. Мы с мамой переехали тогда в Сиэтл, и все там было по-другому. Наше прошлое никого не интересовало.
– Но теперь твои родители поженились.
– Когда мне было двенадцать, жена Марка умерла. Он подождал год ради приличия и затем женился на маме. Мои старшие брат и сестра уже учились в колледже. Он подумал, что мы трое можем составить счастливую семью.
