Его мускулистое тело задрожало, и она почувствовала, как он стал еще тверже, длиннее и толще, прежде чем настал и его черед кончить.
Он весь обмяк, и голова его легла к ней на плечо. Несколько секунд они оба не могли отдышаться.
– Я слишком тяжелый для тебя. – Он был предельно измотан.
– Ничего. – И ей действительно было все равно. Эта близость была слишком приятной, чтобы ее лишиться.
Он повернул голову, и она почувствовала легкий поцелуй на виске. Он был таким нежным, лишенным всякой сексуальной подоплеки, хотя их тела были соединены с предельно возможной интимностью, что она почувствовала слезы на глазах. Она заморгала, не желая дать им пролиться.
И тут взгляд ее упал на часы в углу. Она замерла и прижалась к Маркусу.
– Господи! Почти девять. Маркус! Дженни может в любую секунду войти сюда!
Даже осознавая всю неизбежную необходимость разъединения, она не могла не почувствовать, как восстало ее тело против того, чтобы Маркус вышел из нее. Он подскочил, на ходу подбирая одежду. Она последовала за ним и остановилась перед дверью ванной комнаты в коридоре.
– Ты иди сюда, ая воспользуюсь смежной со спальней.
Он кивнул. Выражение лица у него было отсутствующее.
– На этот раз нам не удастся вместе принимать душ.
Порозовев от смущения, навеянного воспоминаниями, она сказала:
– Не сегодня.
Она направилась в спальню.
– Ронни.
– Что?
– Секс – это тоже хорошо.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он протянул руку и обнял ее за шею, потирая большим пальцем нежную кожу под подбородком.
– Что наш брак будет страстным.
Она попыталась сделать строгое лицо, но ей это не удалось.
– Я не сказала, что выйду за тебя.
– Ты выйдешь. – С этими словами он отпустил ее и зашагал в ванную, захлопнув дверь прямо у нее перед носом.
Он и это спланировал? Он соблазнил ее специально, чтобы показать, чего она лишится, отказавшись за него выйти? Он должен понимать, что она никогда этого не забудет. Она помнила эти ощущения все восемнадцать месяцев жизни без него, и едва ли ее тело способно забыть о желании, которое он будил в нем, после того, что случилось сейчас. Она любила его.
Маркус вернулся в гостиную спустя десять минут с еще влажными после душа волосами. Не было видно ни Ронни, ни ее сестры. Гостиная выглядела как после торнадо. Если Дженни войдет сейчас, то Ронни будет стыдно.
Он не сомневался, что маленькая скромница тут же догадается, что беспорядок создан двумя взрослыми, только что страстно совокуплявшимися на полу.
Маркус принялся собирать разбросанные по полу игрушки и бросать их в зеленую пластиковую бельевую корзину, уже наполовину полную. Он заметил на полу недовязанный плед и убрал его в корзину вместе с крючком, валявшимся под стулом.
Теперь комната выглядела куда лучше. И ему захотелось выпить кофе.
Первый раунд прошел неплохо. Теперь предстоял второй – знакомство с будущей невесткой. Маркус не сомневался, что мнение Дженни по вопросу брака ее сестры с ним повлияет на решение Ронни.
Он мог лишь надеяться, что желание Дженни вернуться в прежнюю школу окажется достаточно сильным, чтобы она сыграла на его стороне.
Маркус прошел на кухню и стал искать в буфете кофе. Он нашел его на полке над кофеваркой. Характерно для Ронни. Он как раз успел заварить кофе, когда услышал, как поворачивается ключ в замке.
Повернув голову, он увидел Дженни. Волосы у нее были того же цвета, что и у Ронни, но только коротко пострижены. Не следствие ли это лечения во Франции?
Дженни бросила рюкзак в коридоре и пошла на кухню. Она остановилась, увидев его возле включенной кофеварки. Карие глаза широко раскрылись. Она ожидала увидеть монстра? Впрочем, он не удивился бы.
Ронни должна как-то объяснить младшей сестре, почему не сказала ему об Эроне. Он мог только предполагать, какая роль ему отводилась в представлении этой юной особы.
– Привет, Дженни. Я Маркус.
Она посмотрела на него в упор, и глаза ее были слишком умными и осведомленными для семнадцатилетней девчонки.
– Это я поняла. Ронни не отличается обилием ухажеров, и за последнее время только один маячил на горизонте – тот самый людоед, которому она так боялась рассказать о сыне.
– Дженни!
И Маркус, и Дженни одновременно обернулись на голос. Ронни стояла в дверях гостиной с выражением досады и смущения на лице.
Он смотрел на Ронни, хотя отвечал Дженни:
– Я и есть людоед. Ронни поджала губы.
– Я не называла тебя людоедом. Ни разу.
– Нет, это я называла, – сказала Дженни довольно развязно.
Маркус поймал себя на том, что смеется. Он подмигнул Дженни.
– Имя Маркус мне нравится больше, но если тебе хочется дать мне прозвище, «людоед» меня вполне устроит.
Неожиданно Дженни улыбнулась:
– Я это запомню.
Он повернулся, чтобы налить себе кофе.
– Кто-нибудь еще хочет?
Ронни зашла на кухню и подала ему сахар и ложку.
– Нет, спасибо.
– Я бы выпила немного, но Вероника считает, что кофе мне вреден. – Дженни улыбнулась сестре. Ронни ответила ей улыбкой, и лицо ее стало таким беззащитно-нежным, что Маркусу захотелось уберечь ее от невзгод.
Ей пришлось пройти через ад, и он не мог позволить, чтобы она и дальше одна справлялась со всеми проблемами.
– Кофе тебе вреден, – сказал Маркус.
– Тогда почему вы его пьете? – спросила Дженни, надменно вскинув подбородок.
Маркус пожал плечами:
– Потому что я его люблю.
– Чашка кофе в день вылечивает астму, говорят. У вас астма? – спросила Дженни, весело поблескивая глазами.
– Нет.
– Очень плохо. Тогда получается, что вы грешите против своего здоровья.
Маркус насыпал сахар в кофе и размешал.
– Пожалуй.
Он глотнул горячую жидкость. Кофе был, наверное, из Пуэрто-Рико и пах божественно.
– Итак, что вы думаете по поводу Эрона? – спросила Дженни.
Вероника уронила ложку в раковину.
Она нарочно это сделала, маленькая негодница.
Он заставил себя проглотить добрый глоток обжигающего напитка и не поперхнуться, после чего развернулся к Дженни всем корпусом и абсолютно честно ей ответил:
– Он просто восхитителен.
Шаловливая дерзость в лице Дженни сменилась серьезностью. Глаза у нее потеплели.
