– Хм. Я определенно не могу воспроизвести его манеру, да и как джентльмен я не могу называть себя представителем профессии, к которой не отношусь, но я постараюсь сделать все, что могу.
Я с трудом сдержала улыбку.
– Большего от тебя никто и не просит, – сказала я Бертраму.
Начали мы с Фридриха Готтлиба. Мы нашли его сидящим за маленьким столиком, на который он навалился всем телом, держа голову в руках. Мы тихо опустились на стулья напротив него. Он поднял голову, и на его лице появилось отвращение.
– Вы! – воскликнул Готтлиб. – Я знал, что этот ваш обморок был игрой на публику. И ваше появление на спиритическом сеансе тоже было не случайным. Вы пытались манипулировать бароном, а когда ваши очевидные уловки не помогли и он не изменил своего мнения, вы его убили. Вы, британцы, – собаки!
– Я всегда любил собак, – заметил Бертрам. Готтлиб выглядел удивленным из-за того, что Бертрам не заглотил наживку.
– Ваше мнение о наших действиях не имеет значения, – сказала я. – Можете ли вы объяснить, почему находились рядом с фон Риттером, когда он умер, и ваши последующие действия?
– Я его помощник. Я переводил самые сложные слова и фразы и обеспечивал все, что ему требовалось. Он захотел выпить чашечку чая. Я принес его ему из кафе. Он сделал не более двух глотков – и ему стало плохо. Он упал. Я крикнул, чтобы позвали врача, и расстегнул ему воротник. Я попытался его успокоить: сказал, что помощь сейчас придет. К нам на помощь прибежал британский врач, но оказалось, что помочь он не в силах, и барон умер.
– Мне не нравится ваш тон, – заметил Бертрам. – Я уверен, что врач сделал все, что мог.
– Возможно, британские врачи не так хороши, как немецкие, – ухмыльнулся Готтлиб.
– Значит, вы последним давали фон Риттеру еду или питье? – уточнила я. – Другие это подтвердят?
После этих моих слов Готтлиб слегка побледнел.
– Есть свидетели, которые скажут вам то же самое, и немецкие, и британские.
– Кто-то еще прикасался к чашке? – спросил Бертрам.
– Женщина, которая наливала чай, – ответил Готтлиб с явным сарказмом. – Grosse Frau
[27].
Бертрам покраснел.
– Эту даму уже опознали, – сообщила я. – Насколько я понимаю, вы попросили чай и не упоминали, что он для барона?
Бертрам вопросительно посмотрел на меня, но я его проигнорировала.
– Так и есть, – кивнул Готтлиб. – Но с одинаковой вероятностью можно было предположить, что я попросил чай и для себя, и для барона, поскольку известно, что я был его помощником.
– Барон любил английский чай? – поинтересовалась я.
– Нет, – ответил Готтлиб. – Он терпеть его не мог, как и вашу кухню.
Услышав это, я не стала ничего говорить и просто ждала, пока до Готтлиба самого не дойдет смысл сказанного.
– Вы думаете, что кто-то пытался убить меня? Но я никто, – сказал Готтлиб.
– В первую очередь нам нужно установить, произошла ли смерть барона по естественной, пусть и трагической, причине или нет. Во-вторых, если это все-таки убийство, то связано ли оно как-то с чаем или нет. А он ел кексы, пирожные? Может, что-то с марципаном? Насколько я понимаю, немцы любят марципан?
– Вы это мне рассказываете? – Готтлиб прищурился.
– Здесь я задаю вопросы.
– Но вы ведь не просто так спрашиваете про определенный вид кексов, как мне кажется? – Его немецкий акцент стал заметно сильнее, когда он задавал этот вопрос. Я понимала, что что-то упустила, но также было видно, что я прижала его к стене. Я решила еще немного надавить.
– Насколько мне известно, вас назначили помощником барона на эту поездку в последнюю минуту, потому что срочно требовалась замена, и обычно вы в дипломатических кругах не вращаетесь.
Готтлиб немного расслабился. Проклятье! Я задала не тот вопрос.
– Это не является тайной, – сказал он. – Постоянный помощник барона, сотрудник дипломатической службы, не смог поехать. И проблема возникла буквально перед самой поездкой. Барон не хотел, чтобы на это мероприятие его сопровождал кто-то незнакомый. Я работаю старшим экспедитором в его компании и много раз выступал в роли его личного секретаря. Он знал, что может мне доверять.
Фицрой посчитал бы такую должность прекрасным прикрытием для шпиона.
– Как удачно, что вы оказались свободны, – заметила я.
– Да, на самом деле. – Готтлиб слегка улыбнулся тонкими губами.
– Пока это все, – сказала я. – Сотрудники дворца сделают все возможное, чтобы вам было комфортно здесь, пока вас нельзя отправить в гостиницу.
– Невыносимо, – буркнул Готтлиб, быстро встал и вышел из помещения.
Когда дверь за ним закрылась, Бертрам буквально взорвался, слова пулями вылетали из него:
– Это шпион!
– Похоже, что так, – согласилась я.
– Но ты не выглядишь встревоженной!
– Фицрой шпион. Майкл шпион. Нас тоже можно принять за шпионов, ведь действуем мы как шпионы.
– Но он один из их шпионов! – не унимался Бертрам. – Он же немец! На британской земле!
– Он также человек, выполняющий свою работу, – заметила я.
– Эфимия!
– Я уверена, что Фицрой неоднократно ступал на немецкую землю, и не удивлюсь, если окажется, что, как он сам бы выразился, «убирал людей, представляющих угрозу для короля». – Бертрам открыл рот. Я подняла руку, ладонью к нему, чтобы остановить очередной поток красноречия. – Я не говорю, что одобряю его действия. Но я также не буду и лицемеркой. Вероятно, Готтлиб так же верен своему кайзеру, как Фицрой королю.
– Ты проводила слишком много времени с Фицроем, – заметил Бертрам. – Его влияние на тебя стало поразительно сильным. Когда мы с тобой поженимся…
– Да? – перебила я ледяным тоном.
Бертрам вздохнул:
– Когда мы с тобой поженимся, ты продолжишь делать все так, как хочешь.
– Но я буду спрашивать и учитывать твое мнение, – сказала я. Бертрам печально посмотрел на меня.
Следующим оказался Рудольф Байерсдорф. Потребовалось несколько минут, чтобы выяснить, что они с бароном дружили на протяжении многих лет. Смерть фон Риттера очень сильно повлияла на Байерсдорфа, и он был готов разрыдаться. По моим прикидкам, он был примерно одного возраста с Клаусом фон Риттером, но в то время как фон Риттер явно следил за модой и прилагал усилия к тому, чтобы иметь щегольской вид, Байерсдорф больше напоминал германского Санта-Клауса. Мне хотелось принести ему виски и удобную подушку, а не допрашивать его. Большую часть вопросов задавал Бертрам. Я же сосредоточилась на его эмоциях, стараясь определить, настоящие они или нет, и он показался мне искренним, если только не был невероятно талантливым актером. Я слушала, как он рассказывает про фон Риттера:
