Ник без слов резко поворачивается к выходу, и я чуть ли не бегом, спотыкаясь о собственные ноги, иду за ним, он не выпускает мою руку, на ходу подхватывая нашу одежду и вылетая за дверь.
– Быстро в машину, – рявкает он, бросая в меня куртку.
Сейчас спорить или же что-то доказывать слишком опасно. Он сейчас опасен, поэтому я юркаю в «BMW» и пристёгиваюсь.
Он с визгом стартует, что я закрываю глаза от адреналина внутри. Его слишком много. На максимуме. Моё тело от этой дозы уже болит, даже дышать больно. Задыхаюсь, но пытаюсь взять себя в руки.
Ник сильнее надавливает на газ, что мне приходится ухватиться за ручку. Замечаю, что едем мы не в город, а, наоборот, из него. Сглатываю от страха и поворачиваюсь к нему.
– Сбавь скорость, – прошу, и не получаю никакого ответа, а только стрелка спидометра ползёт к ста пятидесяти километрам в час.
– Ник, пожалуйста, сбавь скорость. Мы можем разбиться, особенно когда ты в таком состоянии, – уверенней говорю я.
– А в каком я состоянии, Мишель? Со мной всё хорошо, – насмешливо произносит он.
– Ник, ты пугаешь меня, – уже шепчу, начиная дышать глубже.
– Пугаю? – Из его рта вырывается неприятный смех, и он резко сворачивает на обочину и тормозит.
Всё происходит настолько быстро, не успеваю собрать по кусочкам свои лёгкие и желудок, приросшие к сиденью. Ник выскакивает из машины, и я слышу громкий удар по стеклу с его стороны. Да настолько сильный, что автомобиль качнулся.
– Господи! – Вскрикиваю и вылезаю из машины.
– А сейчас я тебя тоже пугаю, Мишель? – Цедит он, поднимая на меня голову с налитыми кровью глазами. Новый удар и стекло трескается, оставляя позади себя осколки, летящие в салон.
– Ник, ничего страшного не произошло… я… так получилось, – надрывисто произношу я.
– Получилось? Ты хотела знать, да? Я просил тебя… чёрт возьми, несколько раз просил тебя не лезть туда, где тебе нет места! Но ты решила всё для себя, но огорчу, я решаю за тебя! Я решаю за себя! – Орёт он и, обходя машину, идёт быстрым шагом в лесную зону.
Смотрю на его удаляющуюся спину и сглатываю, следуя за ним.
– Ник, остановись! Надо прошлое оставить там, как это сделала твоя мама. Ты слишком эмоционально воспринимаешь это! Она пережила это, и ты сможешь!
Он резко поворачивается, что я чуть ли не врезаюсь в него.
В такие моменты, когда воздуха вокруг тебя так много, а внутри его не хватает, ты замечаешь какие-то обрывки того, что окружает тебя. К примеру, что на правой руке Ника сочится кровь от столкновения со стеклом, можно разглядеть порезы и только молить Бога, чтобы тебе хватило мужества успокоить его.
– Пережила? Слишком эмоционально? – Смеётся он и поднимает голову к небу. Сейчас он похож на сумасшедшего, и мне страшно, тем самым животным страхом, что он перестанет контролировать себя. Уже перестал. А я тут одна. Мне некуда бежать.
– Да, она сама сказала, – тихо отвечаю.
– Тогда я скажу тебе, что она пережила, и почему я не смог. А ты уж реши, насколько я ещё держусь, чтобы не разнести всё здесь к чёртовой матери! Ты ведь этого хотела, крошка? – Ядовито шипит он, и я делаю шаг назад.
– В шесть я узнал, что такое секс. К десяти знал о нём всё, буквально всё: что такое минет, какие бывают позы и как разрывать анальное отверстие. Меня усаживали каждый вечер на стул, привязывая к нему, и показывали шоу, на котором мой отец трахал мою мать в разных позах и требовал, чтобы я смотрел, не отводя глаз. Иначе, он приведёт сестру, а ей было всего пять. И мне приходилось это делать, мама была под чем-то, он вкалывал ей какой-то наркотик, потому что она напоминала стеклянную куклу. А вот я был только под тем самым отвращением и ненавистью к этому ублюдку. А потом он бросал её, оттраханную и отключённую в меня. Развязывал меня и шёл за новой бутылкой, чтобы продолжить уже со мной. А я ухаживал за ней, приводя в порядок. Да, многое она не помнила, но я запомнил каждую секунду, каждый его вздох и кряхтение на ней. Каждый выброс спермы в неё. А потом он возвращался, сажал меня напротив и долго смотрел на меня, ожидая хоть каких-то слов. Но их не было, у меня не было той силы, чтобы противостоять ему. И он наслаждался этим, пытаясь вырвать из меня хотя бы крик, когда прижигал каждый сантиметр моего рта. Я был его рабом, а мать секс-игрушкой, только вот до сестры он не добрался. Я даже сейчас помню этот запах, который царил в этом доме… лачуге, где не было отопления, да ничего там не было, кроме извращений. Пот, зловоние дешёвой водки и спирта, и его гнилое дыхание. И да, конечно, моя мать всё забыла и пережила, потому что она смогла убежать. А я остался там с девятилетней сестрой! В этом аду, моём личном аду, и у меня не было выхода! Его просто не было! Теперь моя мама живёт новой жизнью, перечеркнув старую. А вот я… как мне было жить с этим? Как мне было не вспоминать это? Ну что, удовлетворена, Мишель? Ты это хотела услышать?
Мои глаза враз туманятся. Боль… чувствую такую боль и ужас внутри, что с моих губ сорвался судорожный вздох, а по щеке скатывается слеза, затем ещё одна и ещё. Так красочно всё представляю у себя в голове, что словно сама нахожусь в том времени. Вижу маленького мальчика, терпящего издевательства над собой, защищающего сестру и мать, как он мог. Как умел.
– Достаточно для тебя? Я могу ещё рассказать, как он трахал её в зад, что потом у неё шла кровь. Он разрывал её, продавал таким же, как и он, пьяницам и наркоманам, а ей было всё равно, она была под кайфом. А я нет! Я, чёрт возьми, нет! – Орёт Ник, поглощая всю мою душу, затапливая её эмоциями.
– А теперь беги от меня, крошка! Беги от такого монстра, как я, ведь я совершенно не отличаюсь от своего папочки! Я не изменюсь! Я наслаждаюсь садизмом, как и он. Это у меня в крови, это течёт по моим грёбаным венам и стучит в сердце, которое потухло двадцать лет назад. Ты права и тебе точно не нужен такой урод, как я! Ты же любишь меня осуждать, так пожалуйся, начинай, а я послушаю и посмеюсь, – он добивает меня, увеличивает внутренний острый ком.
Он воинственно настроен, его руки сжимаются в кулаки, а грудь вздымается чаще. Губы настолько сильно сжаты, что побелели вмиг, а глаза… эти магические глаза горят огнём.
– О, Ник, – шепчу, закрывая рот рукой, чтобы самой не закричать.
По моим щекам катятся слёзы, я не могу их контролировать. Ничего не вижу из-за обильного помутнения, но смотрю на него и должна видеть только злость. Он – это воплощение ярости, ненависти и сгусток силы, лишь в его понимании. Но сейчас вижу искалеченного малыша, которому не хватало любви и заботы, вытерпевшего издевательства, ради благополучия своих родных, забывая о себе.
В два быстрых шага оказываюсь рядом с ним и приподнимаюсь на носочки, хватаясь за его шею и уже плача навзрыд, обнимая его.
– Ник, прости, – шепча, глажу его по волосам, не давая ему оттолкнуть меня. Он никак не принимает мою ласку, просто стоит, пока я обливаю его своими слезами.
