«Такова жизнь, — шепнул ей на ухо чей-то знакомый голос. — Здесь каждый сам за себя».
Эти слова ее удивили. Не смысл, смысл слов как раз был понятен, и, скорее всего, содержащаяся в них мысль была справедлива. Но это была не ее мысль. Это были слова той другой Герды, с которой она только что говорила во сне.
— Хорошо, — сказала она вслух. — Я уйду. Дай мне только собрать вещи.
— Какие вещи? — зло усмехнулась Кирса.
— Мои, — начиная подозревать недоброе, ответила Герда.
— Тут нет твоих вещей! — отрезала проститутка. — Проваливай, или я тебя выгоню кулаками!
Кирса была крупной женщиной и наверняка умела драться намного лучше Герды. Без ножа справиться с ней нечего было и думать. С ножом, впрочем, тоже.
— Хорошо, — кивнула Герда, понимая, что ни мольбы, ни угрозы делу не помогут, и, протиснувшись мимо занимавшей слишком много места женщины, вышла из каморки.
На улице было темно и холодно. Судя по положению луны, Герда спала совсем чуть-чуть.
«Куда же мне идти?»
Было очевидно, в городе сейчас небезопасно, — все-таки ночь не лучшее время для прогулок по темным пустынным улицам, — но утром станет еще хуже. Однако и из города ей не сбежать. Без денег далеко она не уйдет.
«Может быть…». — Мелькнула мысль пойти к старику Эггеру, но, во-первых, идти туда было очень далеко, а во-вторых, Герда вспомнила сейчас, как он испугался тайны, связанной с ее матерью.
«Старик трус, — поняла она. — Он не станет мне помогать. И не потому что не захочет, а потому что испугается».
Оставалось, воспользовавшись ночной порой, попробовать попасть в свой дом. В свой бывший дом, разумеется. Но она там, по любому, жить уже не будет. Герде нужен был только чердак. Ей требовалось добраться до тайника!
* * *
Судя по всему, бог, наконец, отвернулся от Герды. Возможно, это случилось, потому что она и сама с легкостью нарушала законы божеские и человеческие, а может быть, все дело в том, что мир повернулся к ней своим истинным лицом и показал то, что по наивности она не могла увидеть в нем раньше. Калитка в заборе, окружавшем особняк барона Геммы, была заперта, но Герда смогла через нее перелезть. Это было непросто, ведь никогда прежде она этого не делала. Однако ее подвиг оказался напрасным, потому что дверь в дом была закрыта изнутри. Стоя перед запертой на засов дверью, Герда испытала мгновенное чувство отчаяния такой силы, что у нее помутилось в глазах. Потом на смену отчаянию пришел жаркий, всепоглощающий гнев, и она окончательно перестала понимать, где она, что делает и зачем.
Очнулась Герда на черной лестнице. Как она смогла пройти через запертую изнутри дверь она не помнила. В памяти не осталось ровным счетом ничего определенного о тех нескольких минутах, которые должны были ей понадобиться, чтобы добраться до третьего этажа. Смущало еще и то, что снизу отчетливо пахло гарью. Удушливый черный дым поднимался откуда-то от кухни или от кладовой.
«Пожар?!»
Это действительно было похоже на пожар, но, если это правда, в распоряжении Герды оставались считанные минуты, потому что потом проснутся домочадцы, да и огонь может слишком быстро добраться до чердака. А ей еще и удрать надо было успеть. Сообразив, что к чему, Герда опрометью бросилась к тайному лазу, забралась на чердак, уже ощущая и здесь сильный запах дыма, протиснулась мимо баррикады из старой мебели и наконец добралась до своего логова. Времени на размышление уже практически не оставалось. Она вытащила из-под канопе большой кожаный саквояж — единственную вещь здесь, которая не принадлежала ее покойной матери, — и первым делом сбросила в него содержимое тайника и пачку писем, хранившихся в одном из ящиков секретера. Затем, тревожно принюхиваясь к воздуху, который все более отчетливо пах пожаром, Герда запихала в саквояж одно из платьев, сапожки и какое-то нижнее белье и, схватив напоследок сверток с оружием, бросилась прочь.
Внизу уже было шумно от криков и топота ног, язычки пламени виднелись в коридоре второго этажа, и черный жирный дым заволакивал почти весь первый этаж. Выйти на задний двор оказалось невозможно, так как кухня и прилегающие к ней помещения были объяты пламенем. Шарахнувшись в сторону от пробегавшего по коридору слуги, Герда оказалась в буфетной, через которую, двигаясь по памяти — дым застилал глаза — выбежала в столовую и уже через нее добралась до прихожей. Там она смогла открыть окно и, перевалившись через подоконник, упала на клумбу. Вскочила на ноги, пробежала через палисадник, распахнула боковую калитку, выводящую прямо на Кленовую аллею и бросилась наутек. Бежала долго, стараясь держаться ближе к деревьям или к стенам домов, сделав лишь одну короткую остановку. Ночной город был по-прежнему опасен для одинокой девушки, несущей к тому же объемистый саквояж. Опустившись на траву под одной из лип, Герда на ощупь достала из сумки сверток с оружием. В кусок тонкой кожи, предназначавшейся, как видно, для пошива зимних перчаток, были завернуты памятная наваха, изящный дамский стилет, найденный в одном из сундуков, и рыцарский трехгранный кинжал-мизерикорд с длинной клинка в целый фут. Этот кинжал Герда нашла на чердаке недалеко от того места, куда были свалены вещи ее матери. Завернутый в белую, побуревшую от крови тряпицу, он был засунут в щель между досками пола. На клинке тоже осталась засохшая кровь. Герда не знала ни чья это кровь, ни того, что за преступление скрывалось за этой странной находкой. Движимая интуицией, она сохранила окровавленную тряпицу, — сейчас она лежала в свертке вместе с оружием, — но мизерикорд от крови отчистила, а позже купила для него у оружейника старые потертые ножны и узкий ремень. Сейчас Герда спрятала наваху в кармашек на платье, а ремешком на рыцарский манер опоясалась так, чтобы кинжал был под рукой. После этого плотнее запахнулась в плащ — на улице было по-осеннему холодно, — подхватила саквояж и пошла быстрым шагом к дому Кирсы. И дело было, разумеется, не в том, что она собиралась отомстить старой проститутке, а в том, что в ее каморке оставались кое-какие вещи, необходимые ей для бегства из города.
Добравшись до дома Кирсы, Герда прислушалась к пьяным выкрикам, доносившимся из комнат первого этажа, и, обойдя дом поднялась в свою каморку. Вернее, в узкий коридор, куда выходила дверь этой маленькой комнаты, — сейчас распахнутая, — и другая, ведущая в комнаты Кирсы. Сама Кирса сидела на стуле Герды и рассматривала ее вещи, небрежно высыпанные на стол из дорожного несессера: костяные гребни, серебряные заколки, ножницы и пилку для ногтей, баночки с гримом и ее украшения, золотую и серебряную брошь и несколько наборов серег. Герда тихо поставила саквояж на пол и достав наваху, подошла к увлеченной своим занятием женщине.
— Сиди тихо! — сказала она, приставив лезвие к горлу Кирсы. — Видит бог, хоть ты и хотела меня обворовать, убивать я тебя не хочу. Но не сомневайся, рыпнешься — убью.
— Девочка, да я…
— Молчи! — остановила ее Герда. — Твое вранье мне не интересно. Вставай, но медленно.
Кирса встала со стула и попыталась было вырваться из захвата, но Герда с ней церемониться не стала, разрезав кожу на горле, и старая шлюха тут же послушно замерла.
