— Да, не трусь ты так, — сказала где-то рядом женщина. — Я ей такой отравы в вино сыпанула, что хоть в барабаны бей, не проснется!
— Давай, я ее лучше задушу, — а это уже заговорил мужчина.
— Души. Мне-то какое дело! — Судя по интонации, Серафине де Райер действительно было все равно. — Деньги заплачены не за способ, а за результат.
— Ты бы обыскала ее вещи! — хмуро буркнул маркиз дю Конде, и на мгновение отвернулся от Герды.
Она уже чуть приподняла веки и следила за ним через опущенные ресницы. Видно было плохо, но то что мужчина отвернулся, Герда поняла сразу, и не упустила свой шанс. Она лежала на боку лицом к двери, левая рука под щекой, а правая опущена за спину. Не привлекая внимания убийц, до навахи ей не добраться. Зато мизерикорд как раз под рукой. Другое дело, что навахой Герда пользоваться умела, а этим длинным, почти в локоть длинной, трехгранным кинжалом — нет. Но других вариантов у нее все равно не было, да и этот следовало считать всего лишь счастливым случаем или случайно выпавшим шансом. Богом из машины. Или улыбкой фортуны.
Итак, мужчина повернулся к виконтессе, советуя ей заняться обыском, а Герда бесшумно передвинула руку, и рукоять кинжала легла ей прямо в ладонь.
— Ладно, — снова повернулся к ней маркиз дю Конде. — Я тебя, деточка, тихо удушу, даже не заметишь!
Он наклонился, чтобы перевернуть Герду на спину, — душить лежащего на боку человека несподручно, — и в этот момент она нанесла свой удар. Била из неудобного положения, не зная даже, куда попадет, но ей сейчас было не до того, чтобы следить за своими действиями. Вырвать кинжал из ножен, развернуть клинок в пространстве, нанести удар. Вот и все, что она знала, это и сделала. Мизерикорд сходу наткнулся на что-то твердое, — ребро или еще что, — скользнул, смещаясь в сторону, и в следующее мгновение, легко пробив мышечную ткань, вошел маркизу в бок.
Мужчина хрюкнул — во всяком случае, так показалось Герде, — и качнулся назад, а она, выдернув левую руку из-под головы, с силой толкнула его в грудь. Продолжив движение назад, маркиз увлек за собой ее кинжал, разом обезоружив своего убийцу, а то, что она его убила, Герда поняла только через минуту. Через длинную и долгую минуту, когда, вскочив с кровати, выхватила наваху и бросилась к виконтессе. Та, как ни странно, на бросок Герды среагировала как-то уж слишком вяло, медленно, словно, сонная муха, — а потому сразу же оказалась в незавидном положении. Герда заскочила ей за спину и приставила клинок к горлу. И вот тогда настало время оценить результаты своих действий, и Герда окинула быстрым взглядом комнату, превратившуюся в место схватки. За окном было темно, значит уже наступила ночь. Маркиз лежал на полу около кровати и как-то странно сучил ногами, но перестал как раз тогда, когда Герда поняла, что произошло. Мизерикорд, пройдя, по-видимому, между ребер снизу-вверх — а это фут острой стали, — убил маркиза на месте. Скорее всего, сама того, не желая, Герда пробила ему сердце.
«Мое везение становится просто сатанинским…».
— Серафина, — спросила она, вполне оценив ущерб, причиненный маркизу дю Конде, — что вы делаете в моей комнате?
— Откуда ты знаешь мое имя? — виконтесса удивилась настолько сильно, что чуть было не убила себя на месте. Дернулась в руках Герды, подставляя горло под удар. Хорошо хоть та успела среагировать и чуть-чуть отвела наваху.
— Тише, тише, виконтесса! — сказала она, успокаивая глупую женщину. — Так вы можете себя поранить.
Говорила она по видимости спокойно. Другой вопрос, чего ей это «спокойствие» стоило. На самом деле, ей не разговоры разговаривать хотелось, а сесть на пол, закрыть голову руками и плакать. Выть, рыдать, стенать, да что угодно, только не эта видимость железной леди. Попросту говоря, это была не та жизнь, о которой мечтают девушки. Было ощущение, что против нее ополчился весь мир. Сначала отец, потом король, да еще все эти мелкие предательства… Кирса, старик Эггер, слуги в доме… И уж точно, она не планировала убивать всех тех людей, кого походя приговорила к смерти. Последним по времени стал маркиз дю Конде. И, вроде бы за дело, — он ведь за тем и пришел, чтобы ее убить, — но до удара мизерикордом, он был живым человеком, а теперь стал «хладным трупом».
«Нет, — поправила она себя. — остыть он еще не успел. Теплый пока…».
— Вот, что, виконтесса, — Герда произнесла эти слова нарочито медленно и, словно бы, равнодушно, — уговаривать вас не стану. Хотите присоединиться к господину маркизу, воля ваша. Но, если хотите жить, просто расскажите мне все, и я вас отпущу. Вы мне не интересны ни живая, ни мертвая. Не будете мешать, так и живите себе на здоровье. Это все. Теперь слушаю вас.
Герда не знала, откуда что взялось. Она в жизни ни с кем так не разговаривала. И не слышала, чтобы так говорил кто-нибудь другой. Слова возникали на языке, как бы сами собой, и еще это невероятное напускное спокойствие, внутри которого, как зверь в клетке, бушевала ее ярость и корчилась от ужаса и омерзения ее несчастная душа.
«А если она ничего не скажет?» — вот в этом вопросе и содержался самый большой страх Герды.
Одно дело, убить насильника или убийцу, пришедшего за твоей жизнью, но зарезать беспомощную женщину — это совсем другое. Однако ей повезло и на этот раз. Серафина испугалась так сильно, что даже не пробовала изворачиваться.
— Не знаю, кто вы такая, — выдохнула она с хриплым стоном, — но нам заплатили за то, чтобы догнать вас и убить. Вы ехали в дилижансе, а мы скакали верхом…
Из рассказа виконтессы Герда узнала, что Серафина и ее покойный друг — наемные убийцы. Вернее, убийцей — хотя и не слишком удачливым, — являлся только маркиз, а вот был ли он маркизом на самом деле или нет, виконтесса в точности не знала. Сама она действительно принадлежала к вентийской знати, но семья ее обеднела, и Серафина давно уже жила на правах метрессы. Маркиз дю Конде как раз и был ее третьим содержателем. В его злодействах она прямого участия обычно не принимала, — он справлялся с этим сам, — но все же нет-нет, да бралась помочь. Так случилось и на этот раз. На самом деле, в Эринор они приехали, просто чтобы развеяться, но кто-то там знал о том, кем на самом деле является маркиз дю Конде, потому что не прошло и дня со времени пожара в особняке барона Геммы, — событие это взбудоражило весь город, — а он уже нашел их, описал им Герду, подсказал, куда и на чем она едет, и, заплатив триста дукатов, отправил за ней в погоню.
«Триста дукатов за мою голову? — Герда не верила своим ушам, но, похоже, все так и обстояло. — Господи боже! Да что я им всем такого сделала, что им даже золота не жалко, только бы сжить меня несчастную со свету?»
— Вы уверены, Серафина, что это был именно барон Гемма? — Тоже немаловажный вопрос. Корнелиус — конечно, сукин сын, но не до такой же степени! Или все-таки до такой?
Можно не любить свою дочь. Приемлемо ненавидеть плод преступной связи собственной жены с кем-то на стороне, но такое? В голове не укладывалось, что человек, которого еще недавно она считала своим отцом, пошлет за ней в погоню наемного убийцу.
