— Какие еще знаете языки? — продолжила расспрашивать Мишлин.
— Горанд, роанийский, совсем немного конгарский, лассарский и боргонский диалекты эрна. Это все.
— Неплохо, — кивнула Мишлин и тут же переключилась на Виолу.
Она расспрашивала девушку минут десять, словно бы, позабыв о присутствии Герды, но та не сомневалась, хозяйка школы все помнит и ничего не забывает.
3
День в школе «Неофелис» — школе бойцовых кошечек, как выражалась Мишлин, — начинался по-разному и в разное время. Тебя могли разбудить криками и звоном бьющегося стекла посередине ночи, приказать надеть бальное платье и послать в туфлях на высоких каблуках через лес в какой-то «замок с двумя башнями», расположенный где-то в пяти или шести милях «примерно на север-северо-запад». А могли послать юношу, который разбудит тебя нежным поцелуем в губы, или вежливую служанку, которая доверительно шепнет, «пора вставать, барышня, потому что завтрак подадут ровно в десять». Спасибо хоть, что не заставляли спать ни с тем, ни с другой, хотя и предложили — разумеется, крайне вежливо и в самых изысканных выражениях, — «отработать с ними хотя бы основные движения». Пришлось пойти навстречу: «поласкаться» с голой девушкой — что оказалось отнюдь не противно, — а потом кропотливо «исследовать» нагого юношу и даже проделать с ним, как бы, почти весь «процесс». Впрочем, раздвигать ноги, Герда категорически отказалась, но все-таки дала парню всю себя «общупать и облизать». Это ей понравилось гораздо меньше, но, возможно, проблема была не в самом «процессе», а в том, что она попросту не могла расслабиться и «отдаться на волю страсти, как корабельщики отдаются на волю волн». Ведь, по правде говоря, юноша был, и в самом деле, красив, — высокий, стройный, широкоплечий, — нежен и опытен, беда заключалась в другом. Каждый раз, когда он ее обнимал или просто к ней прикасался, Герда вспоминала Эугена и всех прочих подонков, едва не изуродовавшим ей жизнь.
Впрочем, это был не единственный момент, с которым у Герды возникли сложности. Она могла мириться с усталостью и болью, успела привыкнуть и к тому, и к другому за год, проведенный в Коллегиуме. Могла перетерпеть необходимые формы унижения, — вплоть до пощечин и стояния на коленях, — поскольку без них не обходится ни одна служанка знатной госпожи. Синяки, царапины и шишки были ничтожной платой за учебу, а без унижений не было бы никаких перспектив получить подходящую работу. Чего она действительно не переносила, так это черной злобы и лютой ненависти, которые испытывали по отношению к ней другие девушки. В имении одновременно обучались шесть претенденток на то, чтобы стать телохранительницами богатых и титулованных особ. И Герда, которой все они сперва скорее понравились, чем наоборот, никак не могла взять в толк, откуда берутся эта злобная зависть и неукротимое соперничество, переходящее в открытую вражду. Но, в конце концов, Мишлин ей все это объяснила самым доходчивым образом.
В тот день Герда в очередной раз надела туфли с битым стеклом, порезала ступни и плакала, глядя на перевязанные бинтами ноги.
— Будь внимательнее, — посоветовала ей госпожа Рэ.
— Но за что?! — взмолилась Герда.
— За то, что ты заняла место, на которое претендует кто-то другой.
— Но я… — хотела было возразить Герда, но Мишлин не дала ей договорить, прервав Герду на полуслове.
— Это борьба, милочка, — усмехнулась она. — Это бой за первородство. За право завоевать мою симпатию и получить самое лучшее, самое выгодное назначение.
«Боже!» — вот и все, что могла сказать на это Герда. До сих пор ей казалось, что она знает все про борьбу за выживание, но оказалось, что ей все еще есть чему учиться.
За следующие недели ей еще несколько раз засыпали в обувь битое стекло, подкладывали в постель ядовитых змей и добавляли яд в мясную подливу. Пару раз даже метнули в спину нож. И Герде пришлось научиться все время быть начеку, ничему не верить, все проверять и всегда быть готовой дать отпор. Хорошая школа, кто бы спорил, — но она так и не смогла смириться с тем, что ее не пытались превзойти, ее пытались тем или иным способом вывести из игры. Бесчестно? Несправедливо?
«Но кто тебе сказал, милая, что жизнь справедлива?»
Впрочем, знать одно, а принять такую правду — совсем другое. В очередной раз ее попытались убить или искалечить, подрезав подпругу дамского седла, но Герда вовремя заметила, как Виола Амед «незаметно» подкрадывается к ее коню.
«Вот же тварь!» — Герде оказалось достаточно погладить пальцами кожаный ремень, чтобы понять, что за подлость задумала «милая Виола».
Первым ее желанием было, догнать мерзавку и избить до полусмерти. Второй неразумной мыслью было, ударить эту дрянь ножом чуть повыше поясницы. Однако через мгновение или два, немного подышав носом, Герда придумала кое-что получше.
— Знаешь, Ола, — сказала она с самой «открытой» улыбкой, на какую только была способна, — я должна перед тобой извиниться.
Они и «сопровождающие их кавалеры» как раз готовились выехать на прогулку.
— За что? — удивилась Виола.
— За свою жадность, — тяжело вздохнула Герда. — Ты же хотела моего коня, а я зажмотилась.
К слову сказать, все так и случилось. Герда получила буланого коня невероятных статей, и Виола ей остро завидовала.
— Садись, — пригласила она, кивнув на Гневливого. — Сегодня на нем будешь ездить ты.
Были бы они вдвоем, Виола бы просто отказалась, и все. Но вокруг стояли их «знатные кавалеры», которые были свидетелями их давешней ссоры из-за коня, и максимум, что могла сделать Виола, это отнекиваться. Однако Герда была настойчива и убедительна. Теперь Виола должна была или признаться в преступлении, или сесть в седло. Зная ее характер, Герда рассчитывала на первое, но соперница отчего-то предпочла смерть. На самом деле, упав во время прогулки вместе с седлом, она, к счастью, не убилась. Сломала себе плечо и вывихнула ногу, но, в конце концов, прощение у Герды просила она, а не наоборот. Плакала и умоляла ее простить, когда Герда вечером зашла ее навестить. Видно, что-то такое она о Герде поняла, что предпочла унижение продолжению вражды…
Это был первый раз, когда Герда ответила злом на зло, но не последний. Она никому теперь ничего не спускала, не забывала и не прощала, хотя и понимала природу той ненависти, которую вызывала у других учениц. Все дело было в превосходстве. Она все еще не стала шлюхой, — что, возможно, предусматривала ее новая профессия, — но во всем остальном Герда превосходила все ожидания, как Мишлин, так и Людвига. Она быстро научилась метать ножи, и с каждым днем делала это все лучше и лучше. Быстрее, точнее, смертоноснее. Бой на ножах или кинжалах давался ей тоже на редкость легко. Разобраться в ядах для бывшей послушницы Коллегиума, прошедшей полный курс «Научного травоведения» и «Прикладной алхимии», было и вовсе парой пустяков. С манерами у Герды все обстояло просто прекрасно, потребовалось всего лишь кое-что вспомнить и отточить некоторые «частности». Языки она знала, носить красивые платья умела, играла на клавесине и умела останавливать кровь. Тем не менее, оставалось еще много такого, чего Герда не умела и о чем даже никогда не слышала. Она плохо разбиралась в денежных системах разных государств, не умела играть в карты, не могла отличить фальшивые драгоценности от подлинных или правильно опознать и «прочитать» дворянский герб. Ей необходимо было расширить свои познания в современной литературе — классику-то она знала неплохо, — научиться драться без оружия и использовать вместо оружия буквально все, что попадется под руку, стрелять из арбалета, фехтовать облегченным мечом и многому другому. Но она готова была учиться. Хотела этого и быстро наверстывала упущенное.
