— Ск… ол…
— Сколько времени здесь лежишь? Не отвечай. Если «да», просто прикрой глаза.
«Да».
— Четвертый день пошел. Сначала-то думали, не выживешь. Но ты крепкая оказалась. Живучая. Даже и не знаю, как это возможно. С виду-то вся хрупкая да нежная, ан нет — крепкая и выносливая. Медикус твои раны зашил и кости в переломах сложил, но поднять тебя вряд ли сможет. Нет у медикусов понимания, как не дать больному помереть. Поэтому ее светлость госпожа княгиня распорядилась найти травницу. Чтобы, значит, вас выходить, госпожа. Травами отпоить. Вот меня и привели.
Она то обращалась к Герде на «ты», то переходила на «вы» и называла госпожой. По-видимому, никак не могла решить, что в данной ситуации правильно, а что нет.
— Где? — выдавила из себя Герда.
— Ты, девонька, в замке Каркарон. И ее светлость тоже здесь. Сказала, что одну тебя не оставит, но и везти тебя в таком состоянии никуда нельзя. Так что все пока здесь расположились и никуда не спешат.
— Час?
— Который час? Первая стража
[39].
— Ю… э… ль.
— Это тот громила что ли, что к тебе каждый день заходит?
— Ю…
— Позвать?
— Да.
— Ладно, ты лежи тогда, а я пойду посмотрю, кто где.
Женщина ушла, и Герда закрыла глаза. Боль была адской, и ей хотелось снова потерять сознание. Но, если она хотела выжить, то ей следовало не спать, а трудиться. И Герда взялась за дело. Она шаг за шагом «оживляла» свои гортань, язык и нижнюю челюсть. Так что к тому времени, когда к ней пришел Юэль, она была измотана до последнего предела и едва удерживалась в сознании, но хотя бы могла говорить.
— Пить! — сказала она, и травница тут же поднесла ей к губам какое-то кисловатое на вкус питье.
Сделав несколько слабых глотков, Герда перевела дыхание.
— М… ои сун… дуки, — сказала она.
— Ваши сундуки, Агнесса, никто не трогал, — заверил ее Юэль. — А ключи от них я пока к себе взял. Так надежнее.
— Белка.
— Сундук, обозначенный медной белкой?
— Да.
— Хотите, чтобы я что-то принес?
— Да. На… дне. Орех… шка… тулка.
— Ореховая шкатулка?
— Да. Вну… три, — говорить было трудно, да еще сознание норовило уплыть на ту сторону ночи, но дело следовало довести до конца. — Флак…
— Флакон?
— Да. Два. Син…
— Синее стекло?
— Да. Кр…
— Красное стекло?
— Да.
— Принести вам сюда флаконы синего и красного стекла. Я правильно понял?
— Да. Но. Оч… ень ост… оро… жно.
— Понял. Ничего не трогать. Любопытства не проявлять. Возьму только то, что приказали, сундук запру и приду к вам.
— Да. Сп…
— Никаких спасибо не надо, госпожа. Выздоравливайте. Я скоро вернусь.
Юэль ушел. Герда закрыла глаза и начала уплывать. Сквозь боль и тоску, сквозь невыплаканные слезы…
— Аниз?
«Каро? Здесь? В такой час?»
Герда открыла глаза и увидела Шарлотту.
— Ты… цела? — спросила, проглотив комок, застрявший в горле.
— О, господи! О чем ты, Аниз! Я цела. Ты же меня спасла! Ты такая…
— Я… — сказала, тогда, Герда. — Ты… поняла?
— Тебя нанял мой брат?
— Не знаю. Кто-то. Охранять.
— Значит, ты еще лучше, чем я думала! — твердо заявила княгиня.
— Но я…
— Наемница?
— Да.
— Это что-то меняет?
— Не знаю. Ты?
— Для меня ничего не изменилось. Де Валену я приказала молчать, а больше никто подробностей боя не знает.
— Спасибо!
— Совсем с ума сошла? Ты… Даже не знаю, как сказать. Ты такая красивая, Аниз, такая умная, образованная, я и представить себе не могла, что ты еще и мужественная, сильная. Ты боец, Аниз. И я горжусь, что у меня есть такая подруга. И вот еще, что… Мне де Вален объяснил потом, что там произошло. Ты могла парировать удар, но тогда убийца прорвался бы ко мне. Молчи! — остановила она Герду. — Это еще не все. Даже лучшие наемники, никогда не дерутся до последнего. Это все знают. Де Вален мне сказал. И Юэль подтвердил. В такой ситуации, каждый думает о себе. Если выполнил долг, не струсил, дрался сколько мог, остаться в живых не позор. Но ты дралась не как телохранитель, а как кровник. Только кровники способны на такое. И вот это самое главное.
— Сп…
— Это я тебе должна сказать спасибо. Но не скажу! Знаешь почему?
— Нет.
— Потому что сестер не благодарят. Ты сама должна знать, что я чувствую.
— Значит…
— Значит, дождемся, когда тебе станет легче и поедем потихоньку. Будем лечить тебя по дороге, — улыбнулась сквозь слезы Шарлотта. — Все остальное остается по-прежнему, только почета тебе будет больше. Теперь ты официально, моя названая сестра!
* * *
Шарлотта приходила к ней каждый день и не по одному разу. Заходили проведать Герду барон и баронесса де Каркарон. Юэль тоже взял за правило ежедневно к ней наведываться. Приходил — обычно с букетиком полевых цветов — присаживался рядом с кроватью, рассказывал новости. Барон де Аркур был схвачен, допрошен под пыткой и признался, что действовал в интересах императрицы. Та, оказывается, заботилась о судьбе своего болезненного сына — принца Людвига, тем более, что, если Шарлотта будет когда-нибудь официально признана принцессой императорского дома, то станет по закону о престолонаследии старшей в очереди на трон, и в этом ей не помешает даже то, что княгиня женщина. Признания барона, как и подробности неудавшегося покушения изложены в депеше, отправленной императору со специальным гонцом, а предатель предстал перед княжеским судом, был приговорен к смерти и повешен, как простолюдин.
«Да, уж… — думала Герда, слушая рассказ старшины. — Шарлотта умеет мстить. И принцесса из нее выйдет, хоть куда».
Однако самым любопытным оказался визит Эмиля де Валена. Граф был встревожен, озабочен, хмур. Дело происходило на второй день после того, как Герда пришла в себя, прогнозы медикуса носили весьма пессимистический характер, и де Вален даже не пытался скрыть того, насколько он расстроен. Тем не менее, вел он себя, как настоящий кавалер. Опустился перед кроватью Герды на колено, взял в руку ее пальцы и поцеловал.
— Я должен признаться, — сказал он, не вставая с колена, — что вы, Агнесса, выдающаяся женщина. Другой такой я не встречал. Вы красивы, как лесная фея, умны и образованы, как ученый муж, и отважны, как герои древности. Я… Если бы я не боялся показаться смешным, я бы признал, что ошибался в вас, не оценил по достоинству и до самого последнего мгновения подозревал бог знает в чем. А предал княгиню тот, в ком я не сомневался. Мне удалось невозможное: я не увидел рядом с собой подлеца, не заподозрил заговор и пропустил засаду. В бою я оказался на вторых ролях, и все, на что меня хватило, это не бросить вас умирать там, где вы упали. Все это вызывает во мне горькое чувство стыда и заставляет гневаться на себя самого.
