Эмили не выдержала первой:
– Ты что-то хотел сказать?
Балморал властно положил руки на плечи и повернул к себе. В полутьме лицо вождя казалось непроницаемой маской.
– Ты не попросила разрешения уйти.
– Еще чего! – взорвалась Эмили. Сжала кулачки и подбоченилась, приняв свою любимую воинственную позу – ту самую, которая неизменно приводила в бешенство Сибил. – Слава Богу, я не принадлежу вашему клану. Я здесь всего лишь пленница и не обязана то и дело демонстрировать почтение!
– Забавно. Только что говорила о любви и вот уже заявляешь, что я не достоин уважения. Так где же правда, англичанка?
Вопрос прозвучал насмешливо, почти издевательски. Тон вывел Эмили из себя.
– Я вовсе не сказала, что люблю тебя, а лишь то, что полюбила бы, если бы захотела. А тебе не стоит командовать всеми на свете, господин! Только самая глупая из женщин способна влюбиться в того, кто считает, что минута, проведенная рядом с ней, была потрачена зря.
– Ничего подобного я не говорил.
– Еще как говорил!
Лахлан вздохнул и признал поражение единственным известным ему способом… молчанием. После долгой паузы наконец заговорил:
– Не хотел тебя обидеть.
– Во-первых, я не сказала, что обиделась, а во-вторых, очень самонадеянно с твоей стороны это признавать.
– Никакой самонадеянности. Нетрудно заметить, как дрожат твои губы, когда ты сдерживаешь слезы, или как ты стремишься быстрее убежать, услышав не слишком приятную правду.
– Правда, как ты ее называешь, совсем не нова. А насчет дрожащих губ беспокоиться не стоит: скорее всего я просто хотела еще раз тебя поцеловать. Что ж, тем хуже для меня! Буду знать, что похоть безгранична – даже у умных женщин.
– И у умных мужчин тоже, – пробормотал Лахлан. – Раз мы оба настолько похотливы, может быть, стоит снова тебя поцеловать?
– Неужели тебе удастся выкроить время для этого бесполезного занятия?
Ответом на ехидный вопрос стал такой пылкий, такой горячий поцелуй, что Эмили едва не потеряла сознание. Как истинный повелитель, Лахлан языком раздвинул ее губы и жадно завладел ртом. То, что раньше казалось лишь ленивым удовольствием, сейчас превратилось в неистребимую страсть. Руки по-хозяйски властно исследовали каждый уголок тела, прикасались с невозможной, непостижимой интимностью – безрассудным чувственным ласкам не мешала даже одежда. Эмили не сопротивлялась, а лишь просила большего – и легкими стонами, и по-кошачьи гибкими движениями.
Этого она хотела. К этому стремилась. Об этом мечтала.
Вот возлюбленный поднял ее и прижал спиной к холодной каменной стене. Но холод почему-то не мешал, не раздражал. Внутренний жар мог согреть даже камни. Лахлан прижался всем телом, а уже знакомый твердый выступ терся о живот, явственно проявляясь даже сквозь одежду. Эмили вздрогнула от удовольствия, но тут же попыталась отстраниться – наслаждение граничило с мукой.
Лахлан быстро поднял ее юбку и обнажил ноги. Инстинкт тут же подсказал единственно возможный ответ: Эмили крепко обвила ногами его бедра и сама принялась тереться о напряженную, почти каменную, плоть – теперь источник наслаждения скрывался лишь за пледом Лахлана. С каждым движением стрелы удовольствия становились все острее. Возлюбленный тоже двигался в такт ее движениям, обостряя ощущения.
И вдруг все кончилось. Движение замерло, а волшебные губы отстранились.
– Лахлан? – вопросительно прошептала Эмили. Сейчас ее не волновало даже то обстоятельство, что вопрос прозвучал почти как мольба.
– Мы уже не одни в зале, – едва слышно ответил он и, освободившись от сжимавших бедра ног, опустил Эмили на пол.
Она стояла, покачиваясь и едва не падая. Слова обрели смысл лишь через несколько секунд. Но вот наконец и до нее долетели посторонние звуки; они проникли сквозь сбивчивое затрудненное дыхание и гулкое биение сердца. Судя по голосам, возле камина собрались воины – целая группа. Они явно ждали вождя.
Слезы разочарования подступили так стремительно, что Эмили не смогла их сдержать.
Лахлан пробормотал что-то непонятное, сжал возлюбленную в объятиях и снова поцеловал. Рука смело опустилась и задрала юбку, а потом коснулась нежного уголка… раз, еще раз… и вдруг тело Эмили словно взорвалось. Она выгнулась, стремясь обострить наслаждение, а рука тем временем продолжала ласкать и дарить счастье – до тех пор, пока колени не задрожали и не отказались держать. Эмили без сил упала на Лахлана.
Лишь в этот момент он прервал поцелуй и бережно, словно единственную в мире драгоценность, взял Эмили на руки. Без единого слова он понес ее вверх по узкой лестнице – в маленькую комнатку на башне. Остановился возле самой двери и опустил у стены, чтобы Эмили смогла прислониться.
– Не хочу, чтобы ты выходила из комнаты. Оставайся здесь до самого утра.
– Собираешься меня запереть? – Слова прозвучали невнятно, словно после бокала крепкого вина.
– А что, необходимо запереть?
– Нет.
– Обещай не выходить ни под каким предлогом.
– Обещаю. – Эмили повернулась, шагнула в комнату на непослушных, ватных ногах и плотно закрыла за собой дверь.
Кое-как разделась и без сил залезла под плед. Собственное тело казалось безвольной, бесформенной массой. Сквозь узкие окна в комнату заглядывали серебряные лучи полной луны – почти такие же яркие, как лучи солнца. Кажется, оборотни перевоплощаются как раз в полнолуние?
Поначалу мысли путались – сказывались подаренные Лахланом неизведанные ощущения. И все же вопросы возникали с такой требовательной остротой, что вскоре Эмили уже совсем не думала о сне.
Так, значит, именно поэтому он сказал, что не владеет собой в полной мере? Наверное, в полнолуние звериные инстинкты усиливаются и не позволяют держать в узде вожделение? Да, скорее всего так оно и есть. Может быть, прямо сейчас ее любимый оборотень уже принял волчье обличье и в серебряном лунном свете вышел на охоту? Кэт говорила, что таков обычай. А вдруг он отправился на озеро?
Эмили повернулась на бок, тело отозвалось воспоминанием о недавнем наслаждении. Что же удивительного сделал Лахлан? Касался, гладил, ласкал. Сейчас, когда похмелье счастья схлынуло, воспоминания о собственном поведении рождали смущение на грани стыда. Она издавала сладострастные звуки, производила лишний шум. Даже в те моменты, когда губы Лахлана плотно прижимались к ее губам, умудрялась стонать. Нескромные стоны наверняка разносились по гулкому каменному залу.
От тонкого слуха оборотней они, конечно, не могли укрыться. А те воины, которые собрались у камина, скорее всего не были простыми людьми. Может быть, им предстояло охотиться в полнолуние вместе с Лахланом? Вопросы множились и бесконечно разветвлялись. Ах, если бы спросить Кэт!
