Волновало и еще одно странное обстоятельство: воины собрались в зале, и Эмили знала об этом. Знала, но все равно не сделала ничего, чтобы остановить страстные ласки Лахлана. Она бесконечно нуждалась в его близости.
Но он, судя по всему, не сгорал в пламени ответного чувства. Разве не так? Утверждать трудно, но все же он не растаял подобно ей самой. И его возбужденная плоть, которую Эмили ощущала через плед, оставалась каменной даже в те минуты, когда он нес ее наверх.
Эмили перебирала воспоминания и копалась в бесконечных мыслях, пока наконец усталость не взяла свое. Глаза закрылись. Засыпая, она ясно услышала вой одинокого волка. Сомнений не оставалось: Лахлан в зверином обличье отвечал на зов полной луны.
Лахлан стоял у озера. Отсюда была хорошо видна восточная башня. В башне спала она. Его подруга.
Он тряхнул тяжелой волчьей головой; человеческий разум решительно отвергал подобный союз, но волк рвался к возлюбленной. Подойти, взглянуть глазами зверя, а не человека. Ощутить аромат, потереться густым мехом и оставить на нежной коже собственный запах.
Еще ни разу в жизни воля не подвергалась столь критическому испытанию, как сегодня. Для того чтобы покинуть Эмили у двери крошечной круглой комнаты, потребовалось собрать все силы. Если бы он не удержался и вошел вместе с ней… сейчас она уже принадлежала бы ему. Он ласкал бы бесконечно, без устали, снова и снова. Потребность в перевоплощении нашла бы выход в любовном экстазе.
Но Лахлан не позволил себе проявить слабость.
Он отправился на охоту вместе со всей стаей и делил с товарищами добычу, соблюдая традицию столь же древнюю, как брачные клятвы и другие торжественные обряды людей. Однако стая уже давно рассеялась. Несколько самок упорно старались соблазнить его, откровенно приглашая догнать. Однако вожак рычал и огрызался до тех пор, пока они в испуге не поджали хвосты и не оставили его в покое. И вот сейчас он стоял в полном одиночестве.
Лахлан с радостью побегал бы вместе с Друстаном, однако тот остался в спальне… вместе со своей волчицей. Вышел лишь на ритуальную охоту. Добычу сразу отнес домой, чтобы отдать Кэт. Она лишена возможности перевоплощения вплоть до рождения ребенка, однако Друстан ничуть не возражал вернуться в замок пораньше: ведь там ждала подруга. Черт побери, почему же сам он до сих пор одинок?
В браке не пришлось бы метаться между желаниями и интересами стаи.
В воображении возник нежный бело-розовый образ Эмили. Будь она волчицей, лучшую подругу трудно было бы даже представить. Смелая, добрая и отчаянно преданная. Но, увы, она рождена человеком, а ему не дано право смешанного брака: ведь он вожак стаи.
Голова сама собой поднялась к лунному диску, а из груди вырвался тоскливый вой. Долгий протяжный зов вобрал в себя безысходное чувство одиночества. Выбора не было: рок судил отказаться от той, которая безмерно дорога. И все же так хотелось взглянуть на возлюбленную глазами волка! Он не мог коснуться, не мог пометить запахом, но все же мог увидеть.
Огромный волк бросился к замку. Возле подъемного моста превратился в человека и дошел до башни. Поднялся по хорошо знакомой лестнице и бесшумно приоткрыл дверь в комнату.
Эмили свернулась калачиком на постели, лицом к нему. По подушке разметались длинные каштановые, с золотистым отливом, локоны. Плед Балморалов надежно согревал. Все хорошо, все правильно.
Не задумываясь, вождь воплотился в волка и взглянул глазами зверя. Красавица выглядела как прежде и в то же время по-другому. Зрение волка острее зрения человека, и сейчас можно было рассмотреть каждую ресничку, сонно прижавшуюся к нежной коже. Запах тоже немного изменился: стал более женственным и более пряным.
Повеяло призывным ароматом сирени. Ах да, она же ходила туда, где женщины сушили на кустах белье! И даже помогала снимать то, что высохло. Хозяйкам пришлась по душе добровольная, бескорыстная помощь.
Немалая доля богатого аромата принадлежала лишь ей одной. Этот запах не был запахом волчицы. Он казался мягче, нежнее и слаще, но не утратил привлекательности для волка. Ни одна самка – ни женщина, ни волчица – не пахла так приятно, так восхитительно и волнующе. Лахлан сделал шаг вперед и почувствовал еще один неповторимый аромат: она так и уснула возбужденной.
Да, он смог доставить наслаждение. И все же ласки оказались незавершенными. Не осознавая потребности, она нуждалась в продолжении так же остро, как и сам Лахлан. Но невинность диктовала свои условия… даже после жарких вечерних объятий. Девочка все равно осталась почти нетронутой. Звериное начало требовало обладания, приказывало сделать эту невинность своей, и только своей.
Волк не смог удержаться от искушения прикоснуться поцелуем к разгоряченной щеке. Подошел, нежно лизнул. Эмили смешно сморщила носик, а волк оскалился в короткой улыбке. Особых поводов для радости не было: совсем скоро придется окончательно выяснить отношения с Синклерами, и Эмили отправится туда, куда приехала из далекой чуждой Англии.
Лахлану очень не хотелось ее отпускать, и все же каждый день, проведенный рядом, оказывался в минусе: обязанности вождя оставались забытыми. Он предлагал пленнице убежище, но втайне обрадовался, когда она отказалась. Если бы согласилась, наверняка не удержался бы и сделал своей. Такое развитие событий казалось неизбежным, хотя и откровенно несправедливым по отношению к клану. Каждая минута общения, каждый взгляд, каждое слово лишь усиливали стремление слиться воедино, посеять свое семя в желанное тело – пусть даже ему и не суждено прорасти.
Сейчас волку неудержимо хотелось стащить одеяло зубами, прижаться, согреть теплым мехом, пометить своим запахом. А едва она проснется, тут же, рядом, воплотиться в человека и завладеть нежной подругой. Он поделится с ней всеми секретами и научит древним обычаям криктов. Желание оказалось настолько сильным, что волк содрогнулся: чтобы противостоять наваждению, потребовались воля и самообладание.
Лахлан собрался уходить и на прощание лизнул спокойно лежавшую на пледе руку. Эмили застонала во сне и прошептала его имя.
Так, значит, она и во сне продолжала думать о нем? Какие видения, какие фантазии теснились в хорошенькой головке? Может быть, она вспоминала солнечное утро на озере? А может быть, грезила о несбыточном?
Надо было срочно уходить, чтобы не остаться до утра и не проснуться в ее постели. Волк повернулся и направился к двери.
– Лахлан? – сонным голосом позвала Эмили.
Она проснулась, увидела в своей комнате волка и ничуть не испугалась. Подернутые туманом грез глаза неуверенно мигали, и все же в их глубине не чувствовалось страха. Может быть, ей казалось, что сон продолжается?
Эмили села в постели. Плед упал, обнажив безупречную линию груди, темно-розовые изюминки сосков. Желание захлестнуло Лахлана безумной волной.
Фиалковые глаза неожиданно зажглись удивлением и доверчивой радостью узнавания.
