– Единственная моя ошибка в том, что я поверил в искренность брачного обета.
– Я не кривила душой! – воскликнула Кэт. – И верна клятве! Выслушайте же меня!
– Тебе известно, где сейчас Талорк?
– Нет, но…
– В таком случае добавить больше нечего. Отправляйся к себе. Здесь собрались Балморалы.
– Но я тоже принадлежу к этому клану!
– Разве?
Глаза Кэт наполнились слезами бессильной обиды и горечи.
Боль и страдание жены ничуть не тронули каменное сердце Друстана.
– Родной клан для меня – самое главное на свете. Если бы ты смогла стать его частью, то почувствовала бы тоже самое. Верность клану и супругу оказалась бы несравнимо важнее преданности брату. Вы с Эмили знали, что Талорк шпионит, что он на острове, однако так ничего и не сказали. Насчет Эмили я еще могу понять…
– Зато я не могу, – прервал ледяной голос Лахлана. Эмили в испуге перевела взгляд с подруги на возлюбленного.
Глаза, еще недавно светившиеся золотой страстью, сейчас смотрели с темным, холодным осуждением.
– Ты лгала мне, англичанка!
– Ничего подобного!
– Хитро, коварно ввела в заблуждение, а это равносильно прямому обману. Прекрасно понимала, о чем я спрашивал, но все же скрыла правду.
– Война между Синклерами и Балморалами нужна мне ничуть не больше, чем Кэт!
– Тебе-то какая разница? Ты ведь чужая!
Эмили не хотела прикрываться интересами подруги. Бедняжка и без того оказалась козлом отпущения.
– Ненавижу смерть!
– Например, смерть этого мальчика? – сурово уточнил вождь.
Эмили взглянула на лежавшее на полу уже холодное тело и едва не потеряла сознание. Кровавое, страшное зрелище!
– Нельзя утверждать, что это дело рук Талорка.
– Почему? Объясни.
– Да потому, что ему это просто не нужно. Синклер слишком опытен и искусен, чтобы бояться начинающего воина, мальчика.
Тому, кто лежал у ее ног, едва исполнилось тринадцать.
– Но возможно, он просто возжелал крови.
Кэт тяжело, безнадежно вздохнула.
Возмущенная предположением, Эмили заговорила громче:
– Ужасное, неправедное обвинение! Талорк, конечно, способен вести себя грубо, даже по-свински, но убить ради удовольствия? Никогда и ни за что!
– Откуда тебе знать? Или ты все-таки знакома с Синклером лучше, чем утверждаешь?
Краем глаза Эмили заметила, как ядовито усмехнулся Ульф, и едва удержалась, чтобы не ударить злобного подстрекателя. Неужели черная душа полна одной лишь ненавистью?
– О чем ты? – уточнила она.
– Может быть, ты надеялась завлечь меня в любовные сети, пока суженый – или муж? – шпионил за нашими людьми и решал, как проще и надежнее на нас напасть?
Страшные слова пророкотали словно гром и поразили подобно молнии. Даже Друстан отшатнулся, словно в шоке. Постепенно выражение его лица изменилось: гнев уступил место пониманию, а потом сожалению и даже раскаянию.
– В твоих словах нет ни капли истины. – Эмили не могла поверить, что Лахлан способен говорить о счастье вдвоем как о чем-то грязном и постыдном. – Я вовсе не жена Талорку. И даже не невеста. Более того, уже не раз повторяла, что вообще не собираюсь выходить за него замуж.
– Твои слова пусты – равно как и твои обещания.
– Тебе ли не знать цену моим обещаниям?
– Ты об отказе в физическом обладании? Но здесь все просто: я ведь мог выяснить, что ты не девственница. Вот в чем причина. Твоя страсть казалась мне чистой, но руки и рот действовали подозрительно умело…
Эмили не просто утратила дар речи, а окаменела. Сердце пронзила острая боль – словно в него только что воткнули кол.
Ульф презрительно фыркнул.
Друстан ошеломленно вздохнул:
– Лахлан!
– Чего ты молчишь, Эмили? Обычно ты быстро находишь ответ. Так почему же ничего не отрицаешь? Твое так называемое желание на поверку оказалось не чем иным, как искусно замаскированным под невинность опытом. Что, разве я не прав? – Вождь схватил ее за плечи и с силой встряхнул. – Отвечай же, вероломная женщина! Или проглотила свой острый язык?
Боль в сердце не позволяла произнести ни единого слова, и потому Эмили лишь покачала головой. Медленно, с трудом подняла руку и прижала кулачок к груди убийственно жестокого возлюбленного. Жалкая попытка освободиться, и все же Лахлан убрал руки с плеч. Бледное, безжизненное – почти как у убитого воина – лицо окаменело.
И вдруг рядом появилась взбешенная Кэт. Налетела на могущественного вождя яростно, как налетает на жертву пчелиный рой:
– Не смей так разговаривать, подонок!
Друстан схватил жену за руку:
– Это ты не смей неуважительно разговаривать с господином! – Резкие слова никак не гармонировали с почти нежным выражением лица. – Придется извиниться, радость моя!
Кэт вырвала руку и отступила в сторону – подальше от враждебной толпы.
– Я не принадлежу вашему клану, а этот негодяй вовсе не мой господин! Брачный обет ничего не значил – ты сам это сказал!
– Я много чего наговорил. Например, сказал тебе отправляться домой, но ты почему-то до сих пор здесь. Так что, как видишь, не всем гневным словам следует верить.
Судя по всему, пока Лахлан все больше раздувал свой гнев подобно тлеющим углям, гнев Друстана сошел на нет. Но Кэт этого не заметила. А если и заметила, то не захотела понять.
Она зло взглянула на мужа, даже не пытаясь скрыть слезы.
– До чего же глупо оставаться там, где тебя ненавидят!
Резко повернулась и выбежала из зала – так быстро, что Друстан даже не успел окликнуть.
– Ради этой фурии мы потеряли будущего воина, – проскрежетал Ульф.
Друстан безжалостно ударил обидчика по лицу. Провокатор отлетел на добрую дюжину футов и с глухим стуком приземлился на каменный пол.
– Еще раз отзовешься таким тоном о моей жене, и больше уже не встанешь!
Ульф с трудом сел, посмотрел вокруг безумными глазами и покачал головой.
В этот момент Эмили поняла сразу несколько простых истин. К сожалению, ни одна из них не принесла радости. Самым болезненным оказалось подозрение, которое вряд ли смог бы оспорить кто-нибудь из присутствующих. Да, Лахлан действительно считал ее предательницей.
И еще одно. Глядя на Ульфа, кипевшего неистребимой ненавистью, жаждой мести и крови, она внезапно поняла, что этот человек вполне мог убить даже ребенка – лишь для того, чтобы толкнуть облеченного властью брата на страшный шаг – объявление войны.
