– Насчет разведки – мысль здравая, – кивнул я атаману. – Но думаю, безоглядно лезть на рожон не стоит, людей положим и не факт, что цели достигнем.
В идеале я рассчитывал на удачу, чтобы незаметно к ставке врага подобраться, произвести зачистку и уйти. Понимаю, что все зависит от обстоятельств и возможны различные неожиданности. Имелся еще вариант пленить штаб мятежников во главе с Квазиным, но это маловероятно. Характеристику генерал-майора я давно составил: тот не сдастся, скорее пулю себе в висок пустит.
Двое казаков доложили, что в станице готовятся к приезду высоких чинов, но усиленной охраны нет. Человек двадцать служивых насчитали и три пулеметных расчета на подступах. Приехать Квазин может тремя путями: поездом, верхом, на авто. Если железнодорожная ветка одна, то дорог несколько, перекрыть все направления невозможно, этот вариант мы еще с Анзором прорабатывали, остается только захват станицы. Скрепя сердце согласился я на план атамана. Как ни крути, а честный бой лучше диверсионной вылазки. Вскоре еще разведчики вернулись и доложили, что «гости» прибыли.
– Хлопцы! По коням! – раздался громкий крик Ожаровского. – Станичников не трогать, только тех, кто окажет сопротивление, находится в военной форме и с оружием в руках! Урядник Кирсанов, вы со своими хлопцами обеспечите отряду вход в Иловлинскую, через полчаса мы выступаем! Вопросы?
Никто ничего не спросил, только с десяток казаков, повинуясь короткой команде своего офицера, спешились и побежали в сторону станицы. Смотрим за минутной стрелкой и надеемся, что не откроется стрельба. Тридцать минут прошло, и мы выступаем. Первая огневая точка – наша, пулемет развернут в сторону станицы, это заметил краем глаза, Бес несется во весь опор, стараясь не пропустить никого вперед.
Эпилог
Пиррова победа оказалась, иначе и не назвать то, чем закончилась наша атака. Нет, сопротивление подавили в станице, штаб мятежников взяли штурмом. В перестрелке погибли генерал-майор Квазин и большинство его офицеров. Потери с нашей стороны оказались на тот момент не такими большими. Казалось, что победа близка. Однако произошло то, чего я не мог и предположить. Дожидаясь основных наших сил, которые должны были подойти через двое суток, я все же приказал выставить боевое охранение, чтобы нас не застали врасплох. Почему-то отсутствовала телефонная связь, но этому можно придумать много объяснений. Но когда на следующий день, уже под вечер, в станицу прискакали трое верховых с плохими новостями, перед нами встала сложная дилемма.
– Иван Макарович! Беда! – влетел Александр в хату, где мы с атаманом ночевали у одинокой вдовушки.
Ожаровский-то времени даром не терял и сейчас находился с казачкой на скрипучей постели за стенкой. Вообще, атаман привык действовать решительно. Понравилась ему женщина – пара сомнительных комплиментов и резкие объятия. Казачка же и не думала ломаться, и мне осталось лишь гадать, кто кого из них заездит, так как ночь почти не спал, очень уж звуки раздражали.
– Что случилось? – спросил я, а рука почему-то нырнула в карман кителя в поисках револьвера.
– Похоже, нас переиграли, – выдохнул мой помощник. – Сейчас приведут поручика, которого Гастев послал.
Ничего я не понял, пока двое казаков не помогли раненому поручику переступить порог избы. Фамилии его не помню, но точно знаю, что в штабе полковника он отвечал за связь между подразделениями.
– Поручик Лебедев, прибыл к вашему высокопревосходительству от… – начал тот, шевеля губами в спекшейся крови, но я его прервал:
– После! Вам необходимо оказать помощь! Саша! Быстро лекарскую сумку мне!
– Простите ваше высокопревосходительство, нет на это времени, – хрипло произнес Лебедев. – Эшелоны заблокированы, пути разобраны, пешими не пройти, повсюду войска императрицы. Мы все угодили в засаду, вам уходить срочно нужно, в запасе час-два, не больше.
– Что вы мелете, поручик! Как такое возможно! – вышел из комнаты атаман в штанах и кителе на голое тело.
– Гастев приказал к вам пробиваться и предупредить, две роты к вам послал с двумя пулеметными командами. Мы на прорыв сознательно пошли, чуть ли не всю роту положили, но вырвались, нас преследовать стали. Штабс-капитан принял решение вступить в бой и сдерживать противника, а я со взводом к вам пробивался. Остались трое: я, подпоручик и рядовой.
– Суки!.. – выдохнул Ожаровский и кулаком кому-то погрозил.
– Что Гастев еще передал? – подошел я к поручику.
– Собирался пробиваться назад, в Сибирь, – ответил поручик и пояснил: – Другого нет решения, ультиматум предъявили от генерал-лейтенанта Жданова и вице-адмирала Самохина. Моряки против нас уже стоят, две дивизии и два дивизиона артиллерии.
– Черт возьми! Откуда тут такие силы?! – воскликнул атаман.
– Готовимся к отходу, немедленно! – мгновенно принял я решение. Разбираться и вникать в тонкости происходящего нет времени и возможности.
Не успели, чуть-чуть не хватило времени. Когда уже собирались выйти, то показались имперские части с развевающимися знаменами. Наши пулеметы (захваченные у мятежников) наступление остановили. Но было очевидно, что станицу могут взять в кольцо и наше уничтожение – дело времени. А отступать некуда, да и раненые среди нас имеются, которые не перенесут долгий переход. Устроил я с офицерами совет, на котором предлагал разные варианты, но… все перевесило мнение Ожаровского:
– Иван Макарович, вы не серчайте, но вы нужны Сибири. Возьмите с собой человек двадцать и уходите, мы прикроем, сутки точно продержимся.
Переубедить я его не смог, да и в глубине души сам понимаю, что прав атаман. Одно из моих предложений было подобным, но при этом сам хотел остаться в станице и прикрывать отход. Предложение о прорыве тоже не прошло, даже с автоматами у нас нет преимущества, так как, по словам поручика Лебедева, у противника не менее пяти пулеметов. На лошадях нас перестреляют легко. И тем не менее я упирался, но атаман настоял. Единственное, о чем попросил Ожаровского, чтобы тот не геройствовал, и если возникнет возможность, то тоже отступил.
Мы стали пробиваться в Ростов, где, как заявил Александр, он сумеет договориться, и мы сможем тайно вернуться в Сибирь. Не все прошло гладко, из десяти человек, именно столько взял с собой, до Ростова добрались четверо, включая меня с помощником. На одной уездной станции случилась заварушка, даже не знаю, с какими частями столкнулись, возможно, и с мятежниками. Нам пришлось разделиться, остается надеяться, что большинство воинов из нашего отряда сумели уйти.
Уже в Ростове я смог связаться с Анзором. Разговор вели намеками, но я понял, что в Сибири все относительно спокойно, если не считать настроений идти войной на императрицу. От самой же Романовой пришел странный указ, в котором вместе с благодарностью наместнику Урала за помощь в борьбе с мятежными частями ему объявлено строгое порицание за противостояние с регулярной армией. Более никаких комментариев нет, и в столице на звонки Анзора отвечают чиновники, не дающие никаких ответов, а с кем-нибудь из высших чинов не соединяют. Ни ротмистр, ни Еремеев не пытались узнать о том, что происходит в Екатеринбурге.
