Данила же подался вперед, опираясь локтями на стол, с интересом глядя на отца. Он и спросил первым:
— Папа, откуда такое решение? Кто тебя настроил?
Вот он не волнуется. Похоже, у него свое состояние, деньги папы плюс, деньги папы минус… Или просто отличное самообладание. Но я бросила взгляд на Алексея Павловича. Тот со смаком проглотил еще одну ложку супа и ответил с присущей ему обстоятельностью:
— Я решил.
— Папа! — воскликнула Даша, и ее голос дал петуха. Откашлявшись, продолжила: — Ты не можешь с нами так поступить! Мы же твои дети!
— Бездельники, — отмахнулся дед. — Только Данька создает видимость какой-то активности, а ты, Дашка, и Катюшка вообще ничего не делаете. Хоть бы курсы какие окончила, что ли… Но тебе не надо. Живешь на всем готовеньком, а я жопу рвал в вашем возрасте, чтобы это готовенькое для вас заработать.
— Но, если у нас есть деньги, зачем нам работать? — с нажимом высказалась Даша. Еще и взглядом всех обвела, чтобы найти поддержку. Я уставилась в свою тарелку, а то заметят мою усмешку… — Пап, ну правда!
— Дарья, уважай отца, — строго окоротил ее Данила. — Если он решил, значит, так и будет. Ладно, давайте обедать. Ева, как тебе суп?
— Очень вкусно, — вежливо ответила я. Эта семейка может свести с ума кого угодно!
После супа мы попробовали мясо по-бургундски, которое таяло во рту, взрываясь на языке тысячей нюансов незнакомых мне специй, а после него нам подали сыры и десерт — крем из трех шоколадов, украшенный взбитыми сливками. От кофе Алексей Павлович отказался, уехав из столовой в сопровождении наевшегося кусочками мяса Варвара, а мы остались. Молчание нарушил Семен:
— И что вы думаете о новом завещании?
— Тебе-то какое дело, Сенечка, тебя в нем все равно нет, — отозвалась Эля, запихнув в одно ухо наушник. Из второго был слышен тяжелый, очень тяжелый рок.
— Я беспокоюсь о благополучии Дашутки, — с достоинством ответил альфонс, быстрым жестом, который отдавал привычкой, завладев рукой любимой женщины и поцеловав кисть. Дашутка раздраженно вырвала руку:
— Ай, перестань! Если папа перепишет завещание, можешь проститься с теннисом! И с коллекционным шампанским, милый.
— Может быть, еще и не перепишет, — успокаивающим тоном заметил Семен. — Сколько раз он грозился…
— А в этот раз возьмет и перепишет, — поддела его Эля. — Вы все дерьмо, самое настоящее. Вот мне пофиг. Главное, чтобы не забрал мотик.
— За какие деньги ты будешь его заправлять, сестренка? — издевательски спросила Даша и крикнула: — Тома, принеси нам коньяк к кофе!
Экономка или служанка, кем она там была, появилась из кухни минуту спустя и со звоном поставила бутылку на стол:
— Извольте! Не рано ли?
— Не твое дело, Тамара! — ледяным тоном сказала Даша и кивнула своему альфонсу: — Налей.
Данила наклонился ко мне и шепнул на ухо:
— Золотце, хочешь посмотреть мою комнату?
Я фыркнула:
— Что, опять?! А если хочу?
— Не сбежишь, как вчера?
— Я жду, когда ты сбежишь от меня.
Если честно, я вообще уже ничего не ждала. В этот раз все пошло не по плану с самого начала. Примерно с пуансеттии. Поэтому я решила не трепыхаться и плыть по течению, наблюдая, куда оно меня вынесет. В настоящий момент меня несло в спальню Беркута. Снова. И в животе томительно сжалось, предвкушая новую ночь любви и забвения. А Данила встал, протянув мне руку, сказал:
— Прошу нас простить, хочу показать Еве дом.
— Ева, бегите, пока не поздно, — ехидно отозвалась Даша. — Вдруг папа вычеркнет Данечку из завещания?
Ужасно захотелось ее стукнуть. Неужели похоже, что я тут из-за денег? Хотя… Наверное, все девушки, с которыми спит Беркут, делают это из-за денег… И немножечко из-за самого Данилы. А я пока что «множечко». Поэтому и Даше ответила с вежливой улыбкой:
— Ничего, уж эту неприятность я как-нибудь переживу, но благодарю за беспокойство. Пойдем, Данила?
Он только хмыкнул, перекладывая мою руку себе на локоть, а Эля глянула на меня с интересом. Но он сразу потух, и девушка потянулась за бутылкой:
— Дайте и мне в кофе.
— Фиг тебе, а не коньяк, — Данила походя щелкнул ее по лбу, и Эля взбрыкнула:
— Перестаньте за меня все решать! Я уже взрослая!
— Да-да, — ответил он и переставил бутылку подальше на край стола. — Было приятно посидеть в теплой семейной обстановке, лапушки мои. Пока-пока.
Уже на лестнице меня прижали к горячему телу, зашептали на ухо многообещающе:
— Кровать тут не такая широкая, но зато полная звукоизоляция! И, думаю, ты это оценишь, потому что я намерен заставить тебя кричать от удовольствия!
В чем я убедилась, поднявшись в комнату Данилы, это в том, что он не привык врать. Сказал: заставит кричать, и заставил. И не просто от удовольствия, а от наслаждения. От страсти… От впервые открытого ощущения, что секс прекрасен!
Потом мы долго мылись в душе.
И не только мылись. И не только в душе… И даже на письменном столе попробовали, тем более что он оказался весьма крепким и основательным. Еще мы попробовали на подоконнике среди заботливо политых цветов, и я открыла для себя, что ладони на стекле — это не штамп. Это попытка спастись от неминуемого…
Потом по рации мы объявили Томе прием и заказали бутылку шампанского из каких-то особых стратегических запасов. Вино было крепким и терпким, Данила был нежным и желанным, жизнь на некоторое время остановилась.
— Я тебе сейчас скажу одну вещь.
Мы лежали в кровати. Беркут обнимал меня за спину, а я устроилась щекой на его плече. Бокал с шампанским грелся в руке, пить не хотелось, и я поставила его на прикроватный столик, откликнулась:
— Скажи.
— Не знаю, где ты научилась всему этому… но…
— Какому такому «этому»? — возмутилась я притворно. — И чему тут можно научиться?
— Золотце, не заставляй меня спрашивать, сколько у тебя до меня было мужчин, — фыркнул Данила. — Потому что я не хочу этого знать.
— Я бы все равно соврала, — рассмеялась я. Мне было действительно смешно: ну разве когда-нибудь я могла подумать, что скажу такое своей жертве?
— Так ты врунишка? — лениво спросил он.
— Вовсе нет, — оскорбилась я. — Как ты мог такое обо мне подумать? Ведь я честно сказала тебе, что ненавижу кататься на лошади. Или не сказала?
— Неважно, — он потянулся и поцеловал меня. — Хочешь, сходим куда-нибудь? В клуб, например?
— Не хочу, — ответила и сама поцеловала его. — Хочу остаться с тобой…
Он привстал на локте и взглянул мне в глаза. Его радужки — как теплые источники, голубые-голубые… Какой он красавчик… А я… Я эффектная, да, но простушка. Девчонка с рабочих окраин. Дочь школьной училки и слесаря на заводе. Я не врунья, нет. Я не соврала, когда сказала, что хочу остаться с ним… Хочу. На всю жизнь. Но не выйдет, не получится. Поэтому можно всегда отшутиться: хочу, мол, остаться сегодня в твоей постели и никуда не идти. Тем более, что это самая настоящая истинная правда.
