– Во-первых, мне нравится быть лейтенантом Красной Армии. А во-вторых, спалиться боюсь. Здесь близко та часть, в которой служил этот самый Шульц, что будет, если меня отправят туда? Или кто-то из штаба полка приедет, а меня не узнает? Чем и был хорош Лескофф, его никто не знал, вероятность быть пойманным процентов пять. Тут же… Блин, да стремно это. Меня так и в госпитале раскрыли, матушка немчика, удавленного нами, приехала, и амба, ходи в гестапо.
– Как это – стремно? – не понял Левитин.
– Да вот так, – бросил я, не объясняя. – Думаю, что служба моя на немцев, – усмехнулся я, – будет в этот раз короткая. Не потому, что раскроют, нет, просто личность эта подходит только для короткой акции. О, товарищ старший майор!
– Чего-то мне не нравится такой возглас, – нахмурился Максим Юрьевич, – чего-то опять наглое придумал!
– Давайте я вам грохну кого-нибудь из штаба, даже, если постараться, армии?
– Сдурел? Сам же говорил, войск тут как грязи, как уйдешь? Да и толку-то? Пойми, нам нужны глаза и уши у врага, вот что важно. Знание даже не планов врага, а хотя бы расположение основных сил, подходы резервов, вот что важно. Все это сыграет огромную роль в планировании операций. Думаешь, у нас от немцев никого нет? – усмехнулся Левитин. – Да регулярно отлавливают.
– Да все я понимаю, устал просто, отдохнуть бы немного. Только очухаешься, тебя по башке и в дерьмо, надоело уже. Ладно, зовите этого комиссара, наверное, весь там от любопытства извелся.
– А что такое?
– Да он меня все эти дни обхаживал, чтобы я проговорился, как кот вокруг сметаны, ходит и ходит, устал объяснять ему, что не надо ему много знать.
– Да уж, я оценил, хитрый мужик. А зачем его звать-то решил?
– Так нужно хоть узнать точно, где мы, где фрицы, как мне вернуться?
– А, так ты даже не знаешь, куда тебя притащили? – усмехнулся Левитин.
– Понятия не имею. Везли на машине, без сознания был, могли куда угодно отвезти. Тут у них машины постоянно шумят, значит, немцы не близко.
– Наблюдательности тебе не занимать, молоток, – похвалило начальство, сейчас чего-нибудь ляпнет такое, что охренею. – Только увезли тебя и правда далековато… – даже задумался Левитин. – Брянские леса тебе в сорок первом нравились?
– Ч-чего? – я уже и на русском заикаюсь. – Б-брянские? Да вы чего, охренели, что ли? – сказать, что я обалдел, вообще ничего не сказать. Брянщина – это же хрен знает сколько километров от того села, куда мне нужно вернуться.
– Кто это – мы? Я тут ни при чем! – смешно выставил перед собой руки Левитин.
– Будет сложно, но нужно попытаться. Зовите комиссара…
Обсуждали мою идею долго. Я думал, командир прилетел ненадолго, все же вражеский тыл, но нет, партизаны уверили, что все будет спокойно, фрицев рядом нет, самолет надежно укрыт, улетят тогда, когда будет нужно. Засиделись до середины ночи. Даже коньячку дернули, Левитин притащил с собой. Только у меня не пошел он после очередного сотрясения, вырвало тут же. Пил дальше воду и ел кашу с мясом. Больше не рвало.
Обсуждали мы, как лучше всего вернуть меня к немцам. Комиссара посвятили в план, так как без него не справиться. Решили все же устроить мне побег, да еще и натуральный. Черт, я сам и ляпнул, что так нужно сделать.
На следующий день к вечеру мы выехали из лагеря в сопровождении шести бойцов партизанского отряда. Меня должны доставить практически на то же место, откуда забрали. Рискованно, конечно, там войск полно, но того требовала легенда. По ней, бойцы уверены, что это чистая правда, меня едут менять на одного командира Красной Армии, который попал в плен. Парни немного опечалились, что меня не забрали в Москву, но им рассказали о том, что они едут выручать очень хорошего командира, поэтому они даже заважничали. Еще бы, едут практически в логово к врагу, рискуют очень сильно.
У меня были связаны руки, но комиссар лично подрезал веревку, и держалась она на честном слове. Я должен применить все свои навыки, чтобы совершить побег, но это должно выглядеть натурально. К счастью для меня, одним из конвоиров, и к его несчастью, был именно тот боец, что врезал мне прикладом по голове. Ох и оторвусь я сегодня!
Под утро мы были на месте, точнее, километрах в десяти, но это место выбирал комиссар как самое подходящее. Немцы тут есть, не совсем рядом, но очень близко. Леса тут не было, рощицы жиденькие, и поля, луга и тому подобное. Хорошо, что есть перепады высот, холмы, овраги и низины, это мне все же поможет скрыться. Привели меня сюда двое, один из которых был тем здоровяком, к которому я питал «нежные» чувства. Остальные держат нас на прицеле, правда, почти в полукилометре. А негде больше спрятаться. Деревенька, в которой, по данным партизан, находились враги, стояла где-то в трех верстах, будем надеяться, что они услышат выстрелы. Моим тюремщикам отдан приказ грохнуть меня, если немцы не привезут нужного человека, или если что-то пойдет не так. А именно так и пойдет, главное, чтобы они начали стрелять, вдруг не захотят шум поднимать и просто свалят? Это будет уже хуже, но не смертельно.
Когда мы оказались у подходящего, на мой взгляд, оврага, я одним точным ударом между ног отправил на землю идущего впереди бойца. Эх, знаю, братишка, что больно, но что поделаешь, правдоподобность нужна. Второй, он же большой любитель бить прикладом, даже не понял, что произошло. Я сначала рванул веревки, а затем стал его месить. Бил, конечно, не в полную силу, но и этого оказалось достаточно. Скорее, я разыгрывал тут сцену из голливудского фильма. Удары есть, соперник, ну или противник, пытается защищаться, но получает транды. Хорошо еще, его дружки все же не сплоховали. Первый выстрел раздался после того, как я уже уложил здоровяка на землю и пинал. Тут же рухнул на землю и я сам. А вдруг перед выходом кто-то из парней заменил патроны в винтовках? Им комиссар заменил боевые на холостые, но все же… Это было очень тонко, с нашей стороны, такое придумать и надеяться на лучшее, но вроде все предусмотрели.
Быстро перебирая руками и ногами, я, как собака, на четвереньках удалялся в сторону оврага. Метров тридцать до него. Упав, скатился по склону и услыхал еще несколько выстрелов. Из автоматов не стреляли, далеко для них, но винтовки били, и все же кто-то из партизан был ответственным бойцом. Я четко разглядел на вершине оврага пылевые облачка, которые поднимались при попадании в землю пуль. Значит, хоть кто-то относится к делу как положено, уважаю. Только бы не пристрелили. Бежать нужно было в сторону деревни с фрицами, но вот беда, овраг в ту сторону не вел. Решил пока бежать по нему, а чуть дальше вылезу и сменю направление. Там как раз низинка будет, уйду.
Петлял я как заяц, один раз уж очень близко просвистела пуля, страшно стало, залег. Наконец случилось то, на что я и надеялся всей душой. Резкая, длинная, патронов на двадцать очередь из пулемета. Быстро-быстро, так хреначит только МГ. Чуть поднял голову, и да, вот и они, бравые «доичен зольдатен». БТР показался именно со стороны деревни, там рощица и была. Два мотика также приняли участие в ловле русских стрелков. Интересно, а они хоть понимают, в кого тут могут стрелять партизаны? Надо бежать, чтобы заметили. Черт, а вот о том, что могут пристрелить свои же, на данный момент немцы, я как-то и не подумал. Вот всегда так и бывает…
