– Да в Москве твои архаровцы, в Москве! – И как он сообразил? Левитин, поймав мой блуждающий взгляд, понял, что к чему, и рассказал: – Ведь это Олег тебя спас. Когда тебя арестовали, они вернулись с задания. Долго пытались узнать о тебе хоть что-то. Но глухо. Пока случайно этот фашист вдруг не вызвал их к себе на допрос. Представляешь? Тебя он узнал, а Олега – нет. А вот твой друг его узнал.
– А как? Где он его видел-то? Я ж тогда в штаб один ездил, а как этот фриц сказал, что только там я его и мог видеть…
– Олег его раньше видел. – О как! – Когда вы еще не нашли друг друга, Олег видел его в Курске. Тот служил в СС, командовал зондер-командой. Волчара еще тот.
– Ни фига у моего дружбана память!
– Отблагодаришь еще. Я снял их, хватит вам шкуру портить, пусть инструкторами работают. Так и толк будет, да и до конца войны доживут. А то те, кто вложил столько сил в общее дело, ползают и рискуют сдохнуть где-нибудь от какой-нибудь паскуды. Да, это я так решил, Андрей, я могу это.
– Это правильно, – кивнул я, благо уже немного мог ворочать шеей.
Эпилог
Победу я встретил хоть и не лежа, но все еще в госпитале. Капитуляция была подписана 8 марта сорок пятого. Ну, вот сколько смог, столько и приблизил. Думаю, немало успел. Никто, конечно, еще долго не подсчитает потери. Хотя очень бы хотелось верить, что я смог хоть чуточку их уменьшить. Ведь для этого и старался, за это и стал калекой сам. О чем ни грамма не жалею. О Берлине и прочих «радостях» тоже не думал – вообще, наплевал и забыть стараюсь. Если подумать, на мне столько крови, что аж вздрагиваю иногда. Но сплю пока спокойно, хотя сном это не назвать. Раны ноют постоянно, то одно болит, то другое.
Валентина ухаживала за мной, как всегда, хотя и хлопнулась в обморок, когда увидела. В госпитале я провалялся до декабря сорок пятого года, а выйдя из него, исчез для всех. Чужой я тут, чужой, слишком много мне выпало и от своих, и от врагов. Исчез я для всех, ну, кроме жены и дочери, конечно! Остался я калекой на всю жизнь, но ничего, вон их сколько вокруг, даже радуются жизни. А я? Ну, нога плохо срослась, хромать буду всю жизнь, бегать совсем не могу. Левая рука, что была сломана, зажила. Пальцы, которые, как я думал, мне сломали, на правой ампутировали. Оказалось, три из пяти были раздроблены молотком, в кашу, как говорится. В остальном вроде ничего, но это так, для всех, кто видит. На деле же внутри пипец как все болит. Удалили много чего, что-то удалось восстановить. Но я реалист, вряд ли долго проживу, в таком-то виде и состоянии. Но сколько отмерено, все мое.
Исчезли мы всей семьей в Сибири. Просто сели на поезд и уехали. Под Новый год были на месте и устроились в одной маленькой деревушке у семьи стариков. Бабуля и дед были в очень преклонном возрасте, под девяносто обоим, но в здравом уме. Дед, увидев меня в бане, вопросов о войне не задавал, как и бабуля. Прожили мы у них в семье аж до ноября сорок шестого, а потом съехали. Все потому, что всю весну, лето и часть осени я строил свой дом. Совсем уж отдельно в тайгу забираться не стал, чай не один, жене и дочери за что такой «подарок» в виде одичавшего папаши и мужа? Но дом поставил на краю деревни, возле озера. Озеро большое, чистое, а за ним сразу лес. Красота! Даже комары с мошкарой не перекрывают всю прелесть этих мест.
Строил, конечно, не сам. Нанимал в ближайшем городе бригаду, да с техникой. Денег скопилось за войну много, плюс за награды получил очень внушительную сумму, таким образом все и смог осуществить.
Новоселье справляли всей деревней, за почти год, что мы тут живем, подружились со всеми. Хотя и было-то тут три землекопа. Если точнее, то пять старушек, разного возраста, семь женщин под сорок, три деда, два мужика, вернувшихся с войны, и восемь детишек, включая и мою малую. Валентина сначала переживала, целых пять баб без мужей в такой-то глуши, но женщины оказались приличными и даже намеков на нас, трех мужиков в деревне, не бросали.
К лету сорок восьмого Валюшка наконец забеременела. Один из стариков в деревне оказался травником, взялся меня лечить почти сразу. Помните, я говорил, что мне все внутренности отбили. Видимо, повредили чего-то важное, и никак не получалось, в общем. Нет, сам процесс-то был, с этим повезло, а вот именно беременность никак не наступала. Но с помощью таежных травок дед меня оживил. Кстати, даже ногу почти в норму привел, хромаю почти незаметно, но, главное, даже бегать вновь могу. Хотя сначала, после его «массажа», я волком выл. Так вот, в начале следующего года ожидаем пополнение в семье. Все бы хорошо, но вот спрятаться совсем все же не удалось. Еще в сорок седьмом заявились дружки, Веревкин с Олежкой. Оказывается, люди Левитина меня пасли, так что родные отцы командиры знают, где я. Но ничего не предпринимают, а это уже хорошо. Нашли, кстати, не просто так. Левитин, через парней, спрашивал, где бюст дважды Герою ставить. Ответил просто: как положено, так и делайте. Через несколько месяцев прислали по почте фото, как в моем родном городе на фоне моего же бюста стоят мать и отец. Не мои, а того парня, в чье тело я попал, поэтому и не вернулся я к ним. Вид у предков важный, как бы не зазнались от такой радости. А про то, что их сынок даже не приехал к ним ни разу, никто ничего не говорил. А ведь это так и было. Уезжал-то я чуть не врагом для них, вот и не стал возвращаться. Бог судья нам всем.
Заняться в деревне было чем. Тут тебе и огород, и лес, и рыба. Времени на все не хватало, но я старался. Валюшка просто из золота сделана. Работает на участке, старикам помогает. Колхоза у нас не было, деревня маленькая, перспектив нет, как сказали бы в моем настоящем времени. Поэтому жили в свое удовольствие.
Охоту я, правда, забросил быстро. Стрелять не могу, жаль зверя. Да и настрелялся я, на всю свою и детей своих жизнь. А вот на рыбалочку подсел плотно. Километрах в десяти от нас протекает приличная река, езжу туда, когда хочется кого-то покрупнее добыть. Так на еду и в озере рыбы хватает. Но на реке это вообще блеск. Я тут уже типа спиннинг изобрел. Всего-то посидел недельку в сарае, подумал, да и склепал на коленке катушку. Отлил блесенки, старушки мне шнур сплели хороший, вот и радую всю деревню отличной рыбой.
Сколько еще отмерено, неизвестно, но теперь я хотя бы знаю, что уж в этой-то жизни я точно не зря небо коптил. Главное, чтобы потомки здесь не стали такими, как были там, в моем времени. Помнить нужно всегда, что сделали наши предки на той войне.
Посвящается всем тем, кто приближал великую Победу. Погибшим и вернувшимся, мужчинам и женщинам, старикам и детям. Как бы ни повернулась жизнь в мире, но всегда есть люди, для которых ваш подвиг не просто слова.
Ваш подвиг – наши жизни!
Низкий вам поклон.
Конец книги
