Ольга в это время пряталась во дворе, где спешно находила какую-нибудь заботу по хозяйству. Справку-освобождение от уроков физкультуры мать покупала у педиатра. Во времена детства Нины девочки занимались спортом в коротких трусах и майках, которые потом назовут «алкоголички». От острых гвоздей на лице и теле Нины оставались мелкие ссадины, синяков почему-то не было. Точки от уколов проходили за три-четыре дня, и Нина могла посещать школу. А вот от побоев образовывались черные кровоподтеки, они исчезали медленно. Если девочка разденется для занятий спортом, то все сразу увидят гематомы. Конечно, можно сказать, что она упала… Раз свалилась, два шлепнулась, три ушиблась, четыре грохнулась… В конце концов даже у равнодушных к Нине учителей появятся вопросы. А вот школьное платье с рукавами до запястья, плотные чулки – форма, которую тогда носили все девочки, – полностью маскировали следы побоев.
Завидовали ли соседи благополучию Маровых? Да. Но местные кумушки, глядя, как Ольга проходит мимо них в новом пальто, шептали ей вслед:
– Деньги есть, а счастья нет. Господь детей дает, да сразу забирает.
Ольга несколько раз беременела, на свет появлялись здоровые младенцы. Но ни один из них не дожил до года, все умерли.
Эти события происходили давно, в пятидесятые годы двадцатого века. Может, в Москве, до которой, кстати, рукой подать, и были опытные педиатры, но в маленьком городке работала самая обычная поликлиника. Детей в ней лечил старенький доктор, который считал панацеей от всех ребячьих хворей чай с малиной или медом, натягивание шерстяных носков с сухой горчицей на ночь, а все витамины заменял куриный бульон. Ольга потеряла двух маленьких девочек. А когда Нине исполнилось четырнадцать, умер ее отец Николай.
На следующий день после похорон мужа Ольга заперла дом, взяла девочку и исчезла в неизвестном для соседей направлении. Дом пару лет простоял пустым, потом у него появился новый хозяин.
Куда подевались вдова с дочкой? Они перебрались в Москву в квартиру Ольги, куда ее принесли младенцем. Для Нины началась новая жизнь.
– Что-то нашли? – спросил Боря, заглядывая в кабинет.
– Читаю историю болезни матери Алексея, – пояснил я, – обнаружил ее в одной из сумок. А у вас что?
– А я раздобыл информацию на Марину Афанасьевну Дегунину, – воскликнул Боря.
Глава двадцатая
– Есть интересные факты? – спросил я.
– Официальная биография без каких-либо темных пятен, – отрапортовал Боря, – родители врачи, дочь пошла по их стопам, окончила мединститут, потом увлеклась психологией. В результате обучения двум наукам стала замечательным специалистом психиатром плюс психологом. Ее мужем был коллега Вадим Борисов, семья существовала много лет. После смерти супруга вдова жила одна. Родила дочь, которая вышла замуж за иностранца и улетела из Москвы, потом прислала матери внучку. Марина Афанасьевна ее воспитала. Долгие годы работала главврачом психиатрической лечебницы. Вроде ничего необычного. Но я нашел в интернете на портале «Твори сам, не бойся» очерк о Дегуниной. Его написал Герман Феликсович Берг, бывший пациент Марины. Статья напоминает авантюрный роман. Это рассказ о том, как Марина Афанасьевна спасала людей, которых в советские времена считали умалишенными и запирали в лечебницах. Очерк небольшой, но в конце дан телефон, емайл и есть объявление: «Если вас заинтересовала личность Дегуниной и вы можете проспонсировать издание повести о ней, пишите-звоните». Без надежды на успех я набрал номер. Герман ответил сразу, он готов завтра прямо с утра приехать к нам. У него много записей, он дружил с Мариной Афанасьевной, знал Эдуарда Михайловича Войкова, называл его несчастной жертвой жены-убийцы.
– Однако, – воскликнул я. – Нинель кого-то лишила жизни?
– Пока не знаю. Пойду приготовлю вам ужин, – сказал батлер и ушел.
А я вновь углубился в записи Марины.
Ольга Ивановна Марова вдовствовала недолго, довольно быстро она опять вышла замуж за Леонида Темкина. Тот не имел никакого отношения к стоматологии, он пел патриотические песни. Отчим оказался добрым человеком, обратил внимание на талант падчерицы, определил ее в музыкальную школу, нанял дополнительно педагога по вокалу. Ольга родила ребенка, тот прожил меньше года и умер. Марова попала в больницу с сердечным приступом, а Нину отчим привел к Дегуниной на прием. Сначала Леонид вошел в кабинет один и заявил:
– Падчерица убила мою дочь. Сначала она отрицала содеянное, но потом призналась в том, что лишила жизни сводную сестру и всех остальных младенцев, которых родила ее мать.
Дочитав до этого места, я закрыл тетрадь и решил взять в своей библиотеке, которую начал собирать еще мой отец, какой-нибудь роман Джейн Остин. Считаете произведения англичанки чтением для женщин? На мой взгляд, книги делятся на две категории: плохие и хорошие. Причем плохая, в моем понимании, повесть для вас может стать любимым произведением. Литературный вкус сродни гастрономическому. Я люблю лимоны, а вы терпеть не можете кислятину. Но стал ли фрукт хуже от вашего к нему отношения? Начнут ли любители цитрусов нападать на тех, кто не притрагивается к ним? Станут ли кричать: «Да как ты смеешь не любить лимоны? Их весь мир считает лучшими из фруктов».
Смешной вопрос. Конечно, нет. Но тогда почему на женщину, которая наивно призналась в соцсетях, что обожает любовные романы, мигом налетает свора фанатов другой литературы и начинает строчить: «Фу, Пушкина надо читать!» Книги, они как лимоны. Кто-то возненавидел Александра Сергеевича еще в школе, а кто-то каждый вечер читает его стихи. Русский народ давным-давно придумал пословицу: «Кому поп, кому попадья, кому свиной хрящик». Станет ли свиной хрящик злиться на тех, кому нужны поп с попадьей?
Прямо надо мной раздался резкий звон. Я открыл глаза: восемь утра. Ну надо же! Я заснул и во сне спорил с теми, кто считает, что их мнение о литературе, кулинарии, политике, вообще обо всем единственно верное. Мне надо поторопиться, через час в офис придет Герман Берг.
Мы с Борисом быстро позавтракали, я поспешил через дорогу в наш офис. Боря вывел на прогулку Демьянку.
Подойдя к подъезду, я вынул ключ и услышал тихий голос:
– Не подскажете, детективное агентство на каком этаже?
Я обернулся. За моей спиной стоял высокий, слегка сутулый худой мужчина неопределенного возраста. Нижнюю часть его лица скрывала неопрятная, местами седая, местами пегая борода, глаза закрывали очки от солнца. Судить о том, сколько лет незнакомцу, видя только его нос, затруднительно. Но если судить по одежде, то передо мной находится не очень молодой человек. Голову его прикрывала старая ушанка, на нем был видавший виды пуховик, ноги обуты в желтые пимы с коричневыми полосками. Такая обувь считалась модной в семидесятые годы прошлого века.
– Вы, наверное, Герман Феликсович? – спросил я.
Мужчина удивился:
– Откуда вы меня знаете? Вы из КГБ?
– Конечно, нет, – поспешил я его успокоить, – меня зовут Иван Павлович Подушкин. Вы приехали по адресу. Проходите.
