И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими (Откр. 20:12).
Что это означает? Мертвые встают перед Богом и открывают свои книги. Затем Господь открывает свою книгу — «иную книгу», вторую. Что это, как не система двойной записи? «И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное». Благодаря простому методу учета торговцам наконец удалось то, что было невозможно почти тысячу лет: сделать кредитование приемлемым и почтенным ремеслом. Как пишет Джеймс Ахо, «система двойной записи способствовала появлению новой “видимой фигуры” — христианского торговца и банкира»
[25].
В трудах Пачоли проводится осознанная, намеренная параллель между Священным Писанием и конторской книгой. Первый же пункт руководства по применению нового метода гласит: «Торговцу должно при каждой записи ставить дату с годом от Рождества Христова, дабы она напоминала ему о чистоте помыслов и любую сделку он совершал бы со святым именем Господним на устах»
[26].
Едва банковское дело избавилось от стигмы безбожия, нашлось немало желающих им заняться. Первыми знаменитыми банкирами стали члены флорентийского семейства Медичи: им удалось занять нишу посредников, через которых проходили почти все денежные потоки в Европе. Столь ошеломительный успех стал возможен благодаря скрупулезному ведению двойной записи. Если торговец из Рима желал что-то продать покупателю в Венеции, новый тип конторских книг решал проблему доверия между людьми, живущими далеко друг от друга. Занося одни и те же суммы в дебет плательщика и в кредит получателя, — то есть ведя двойную запись, — банкиры могли переводить средства без отправки наличных денег. В результате они в корне изменили систему платежей, подготовив почву для зарождения капитализма. Что не менее важно, банкиры создали для себя авторитетную роль — поручителей, носителей капитала доверия в обществе — и занимают эту позицию уже около 500 лет.
Таким образом, ценность двойной записи не только в сухой эффективности. Конторская книга со временем начала восприниматься как моральный ориентир, обращение к которому наделяло всех участников сделки праведной силой. Торговец становился благочестивым, а банкиру приписывалась святость — в конце концов, три папы римских в XVI и XVII веках происходили из рода Медичи. Перекупщик славил Господа своими трудами. Негоцианты, прежде вызывавшие подозрение, превращались в моральные авторитеты, столпы общества. Джеймс Ахо отмечает: «Основатель методистской церкви Джон Уэсли, баптисты Даниель Дефо и Сэмюэл Пепис, деист Бенджамин Франклин, многие нынешние сообщества экуменистов и адвентистов — все настаивают на том, что скрупулезный учет финансов есть проявление высших добродетелей: честности, ответственности, порядочности и трудолюбия».
Благодаря математическим концепциям, завезенным со Среднего Востока в ходе Крестовых походов, система двойной записи создала моральные предпосылки для зарождения капитализма в Европе, а банковские «крючкотворы» фактически стали жрецами новой религии. Мало кто в наши дни воспринимает текст Библии как буквальную, дословную истину (хотя, конечно, есть и такие), тем не менее это не помешало уверовать в истинность отчетов Lehman Brothers — пока не обнаружился разрыв между видимостью и реальностью.
Величайшая ирония кризиса 2008 года состояла в том, что вера в систему финансовой отчетности (так глубоко укорененная в коллективном бессознательном, что мы ее даже не замечаем) сделала нас легкой добычей для мошенников. Даже вполне добросовестно составленная отчетность иногда базируется на более или менее обоснованных догадках. Современная бухгалтерия, особенно в больших международных банках, превратилась в настолько сложный и запутанный процесс, что стала практически бесполезна. В 2014 году колумнист Bloomberg Мэтт Левин весьма наглядно показал, что балансовая ведомость любого банка почти абсолютно непрозрачна. По замечанию Левина, «ценность» большинства отображенных в ней активов определяется на основе ожидаемой возвратности ссуд или рыночной стоимости облигаций, которыми владеет банк. На другой чаше весов оказываются столь же приблизительно оцененные пассивы и обязательства. Если разница между предположительной оценкой и реальной стоимостью составит хотя бы один процент, квартальная прибыль может превратиться в убыток. Угадывать, приносит ли банк прибыль, — все равно что решать школьный тест «методом тыка». «В этом тесте вообще нет правильных ответов, — пишет Левин. — Никто не может знать, заработал ли Банк Америки что-то в текущем квартале или потерял. Банковская отчетность, по сути, серия более или менее разумных предположений»
[27]. Не угадаешь — вылетишь из бизнеса, что и произошло с Lehman и другими проблемными банками.
Мы отнюдь не стремимся опорочить нынешнюю систему учета или сами банки, поскольку на поверку система двойной записи принесла больше пользы, чем вреда. Наша истинная цель — вскрыть глубокие культурно-исторические корни общественного доверия к такой форме учета. Сейчас, после катастрофы, перед нами стоит вопрос: поможет ли технология, которая позволяет вести учет на других основаниях, вернуть доверие к экономической системе? Может ли блокчейн, который постоянно открыт для публичной проверки и подтверждается не одним банком, а серией математически защищенных операций, производимых множеством компьютеров, возродить наш утраченный социальный капитал?
Божий протокол
В 2008 году, когда мир утопал в пучине финансового кризиса, мало кто заметил статью за подписью некоего Сатоши Накамото, опубликованную 31 октября. В ней описывалось нечто под названием «биткоин» — система электронной наличности, не требующая государственного обеспечения
[28], в основе которой лежал открытый реестр, доступный любому для просмотра, но не для изменений. Фактически он представлял собой объективную цифровую запись реального положения дел. Несколько лет спустя этот реестр назовут блокчейном.
Накамото объединил в концепции биткоина несколько элементов, но, как Фибоначчи и Пачоли в свое время, был не единственным, кто стремился оптимизировать систему учета с помощью новых знаний и технологий. В 2005 году Йен Григг, компьютерный эксперт из компании Systemics, представил пробную версию системы под названием «тройная запись»
[29]. Григг работал в области криптографии — науки, восходящей к тем давним временам, когда впервые появились шифрованные послания, или тайнопись. С тех пор как вычислительная машина Алана Тьюринга взломала код немецкого шифратора «Энигма», криптография во многом определяет ход нашей цифровой революции. Без криптографии мы не смогли бы обмениваться конфиденциальной информацией через интернет — например, совершая платежи и покупки онлайн, — не опасаясь, что она попадет в чужие руки. При взрывном росте вычислительных мощностей соответственно усилилась и роль криптографии в нашей жизни. Йен Григг, со своей стороны, полагал, что следующей ступенью станет программируемая система ведения учета, которая сделает мошенничество технически невозможным. В сущности, он предлагал добавить к традиционной системе двойной записи третий компонент — независимый общедоступный реестр, криптографически защищенный от любых изменений. По мнению Григга, это позволяло полностью исключить вероятность подтасовки.
