В ближайшее время нам потребуются законодательные инициативы — база, которая позволит понять, как вписать организационные и управленческие модели на основе блокчейна в рамки традиционных правовых систем. Как нам определить права собственности на цифровой актив, если они сводятся к владению приватным анонимным ключом? Как провести границы юрисдикций, когда блокчейн-реестр распределен между пользователями из разных стран или когда невозможно отследить, какие именно компьютеры глобальной сети исполняют случайно назначенные операции в рамках смарт-контракта? Сторонники этих технологий могут отрицать необходимость новых законов, но совсем вывести их из сферы правового регулирования невозможно. Цифровой мир — не отдельная вселенная; на него, как и на любое поле человеческого взаимодействия, распространяются законы и нормы, которые складывались тысячелетиями.
Анархически настроенные криптоэнтузиасты, которые мечтают жить исключительно по законам самого блокчейна и полностью выйти из-под власти государства, любят цитировать фразу «Код есть закон», брошенную профессором Лоуренсом Лессигом
[61]. Впрочем, они склонны вкладывать в нее свой смысл. Лессиг вовсе не имел в виду, что программный код может заменить человеческие законы или что любые споры будет решать машина. Он всего лишь хотел сказать, что код отчасти подобен юридическому кодексу, поскольку регулирует «поведение» вычислительных компонентов. Считать код полноценной альтернативой закону означает сводить последний к чему-то гораздо меньшему, чем он есть в действительности. Будь закон всего лишь сводом инструкций и правил — тогда да, вероятно, мы смогли бы положиться на компьютеры и прописать алгоритмы, которые выполняли бы и регулировали наше взаимодействие в цифровой среде. Но понятие закона намного глубже и шире. На философский вопрос «что есть закон?» можно ответить по-разному, но чем дольше изучаешь это понятие, тем труднее становится отделить закон от юнговского «коллективного бессознательного»: набора представлений о том, как относиться друг к другу, унаследованного нами от предыдущих поколений и понемногу меняющегося на протяжении нашей истории
[62]. Столь древнее и сложное явление нельзя свести к программному коду.
Ничто не иллюстрирует это ярче, чем печально известная атака на фонд The DAO в июне 2016 года. DAO расшифровывается как «децентрализованная автономная организация» (ДАО). Выбрав это название, основатели проекта присвоили акроним, который прежде использовался как общее обозначение ряда новых, многообещающих систем автоматического корпоративного менеджмента и был предельным выражением техноанархических идеалов. Этот децентрализованный венчурный фонд основала команда стартапа Slock.it — группа разработчиков смарт-контрактов во главе со Стефаном Туалем, бывшим коммерческим директором Ethereum. Весь проект должен был управляться исключительно автоматикой — без администраторов, совета директоров и менеджеров какого-либо звена. О подобных системах уже давно велись разговоры, однако создатели The DАО первыми рискнули опробовать новый принцип на практике. Платформа должна была позволить инвесторам распределять средства с помощью голосования, — то есть выбирать и отмечать один из предложенных проектов. Предполагалось, что в итоге возникнет новая, более демократичная и эффективная логика инвестирования, чем в традиционных фондах, где интересы руководства и вкладчиков не всегда совпадают.
Сказать, что планы были грандиозными, значит ничего не сказать. Инвесторам предлагалось покупать токены DAO, расплачиваясь за них эфирами — изначальной валютой платформы Ethereum. Таким образом они приобретали долю в фонде The DAO. Решения по инвестициям должны были приниматься путем голосования по представленным бизнес-проектам. В дальнейшем все взносы, дивиденды и отчисления должны были автоматически распределяться системой «умных» контрактов платформы Ethereum. Этот проект вызвал небывалый ажиотаж среди адептов децентрализации в криптосообществе. Им уже виделась возможность доказать, что эффективные экономические решения могут приниматься без помощи посредников — частных или государственных.
Многих юристов беспокоило отсутствие механизма компенсаций в случае потерь. Предупреждали о недостатках кода, из-за которых взломщики могут «увести» из фонда все средства, и такие признанные специалисты по криптографии, как создатель Zcash Зуко Уилкокс и профессор Корнеллского университета Эмин Гун Сирер
[63]. Но, несмотря на это, инвесторы всего за 27 дней раскупили токены DAO на сумму 150 миллионов долларов. На тот момент The DAO оценивали как самый крупный краудфандинговый проект в истории.
Как выяснилось впоследствии, затея изначально была обречена на провал из-за дефектов, не замеченных учредителями и инвесторами, которые, вероятно, были ослеплены излишней самоуверенностью, помноженной на идеализм. В первичных документах, где излагались условия сделки, компания Slock.it прописала: «Алгоритм смарт-контракта DAO управляет созданием токенов DAO и отменяет любые публичные заявления о создании токенов DAO, сделанные третьими сторонами или лицами, ассоциированными с Фондом, в прошлом, настоящем и будущем»
[64]. Это было весьма смелое и, как мы теперь знаем, опрометчивое заявление, основанное на радикальной, чересчур буквальной трактовке фразы Лессига «код есть закон». Создатели фонда хотели целиком и полностью избавиться от человеческого фактора, от наших расплывчатых, субъективных представлений и оценок.
Ущербность этой логики вскоре проявилась во всей красе. Ранним утром в пятницу, 17 июня 2016 года, наблюдатели заметили, что с криптовалютного счета The DAO стремительно выводятся средства. Неидентифицируемый участник проекта сумел написать и запустить программу, которая вступила во взаимодействие со смарт-контрактом, постоянно требуя и получая средства, а затем отправляя их на ложную версию DAO, специально созданную взломщиком. Получилось нечто вроде взбесившегося виртуального банкомата, который не могла выключить полностью автоматизированная система DAO. Прежде чем удалось заблокировать доступ к средствам, хакер вывел со счета почти 55 миллионов долларов в криптовалюте.
