В лабораториях Массачусетского технологического института также реализуется международный проект по разработке экспериментальной фиатной криптовалюты, которую смогут применять центробанки и правительства. В основе разработок лежит блокчейн-инструмент под названием Cryptokernel, или СK, созданный массачусетским исследователем Джеймсом Лавджоем. СК — продукт с открытым исходным кодом, поэтому с ним может экспериментировать любой желающий. «Это очень важный момент, — отмечает Роблех Али, научный сотрудник, который присоединился к группе после работы над аналогичным проектом Банка Англии, — поскольку это означает, что разработка финансовых механизмов будущего открыта лучшим умам мира. С приходом каждого нового участника повышаются шансы создать поистине децентрализованную финансовую систему, которая будет подвластна народу, а не банкам»
[172].
Первый продукт, созданный на базе Cryptokernel, — экспериментальная цифровая валюта под названием К320 — существенно отличается от биткоина. В то время как для эмиссии биткоинов установлен жесткий лимит — максимум 21 миллион монет к 2140 году, — у К320 таких ограничений нет. Разработчики надеются, что при уменьшении фактора редкости пользователи перестанут накапливать монеты, как это происходит с биткоином. Многие эксперты полагают, что биткоин прежде всего будет играть роль капиталовложения (как золото или драгоценности), а не обыкновенной денежной единицы для повседневных платежей. Однако обществу нужно, чтобы граждане тратили деньги, а не держали их про запас, а накопительский инстинкт — это своего рода память о многочисленных финансовых кризисах (самым тяжелым из которых в истории США, разумеется, был период Великой депрессии). Чтобы не превратиться в мертвый груз, К320 должна выпускаться регулярно, с поправкой на небольшую инфляцию. Это означает, что после фазы активной эмиссии в первые восемь лет запас криптовалюты будет стабильно пополняться на 3,2 процента в год. Ставка намеренно сделана несколько выше, чем стандартные 2 процента, которые большинство центробанков намечают для индекса потребительских цен в своей стране. Разработчики К320 стремятся избежать как чрезмерной дефляции (которая может привести к массовому накоплению, как во времена Великой депрессии), так и бурной инфляции (когда население стремится быстрее расстаться с деньгами, как в Германии периода Веймарской республики 1920-х годов).
Хотя график эмиссий К320 отображает стратегию большинства центробанков, маловероятно, что национальные банки развитых стран возьмут на вооружение криптовалюту, чей выпуск не смогут контролировать. Скорее всего, их пробные проекты будут иметь больше общего с нынешней системой, чем К320. Зато немало аргументов в пользу того, что первыми алгоритмическую эмиссию денежных единиц опробуют центробанки развивающихся стран, где плюсы политического контроля над валютой отнюдь не очевидны в силу частых финансовых кризисов. В любом случае тот факт, что центробанки всех мастей проявляют интерес к цифровым активам, открывает путь к серьезным изменениям в системе фиатных валют.
Если бы существовали криптовалюты, выпущенные правительством или центробанком, то физические лица или организации, откладывая средства исключительно в кастодиальных целях, предпочли бы хранить их непосредственно у эмитента. Это было бы гораздо дешевле и надежнее, чем доверять деньги частным структурам и выплачивать комиссии, которые они устанавливают, чтобы не потерять прибыль. Иными словами, центробанк станет грозным конкурентом коммерческим банкам, если домохозяйства и корпорации смогут выбирать, где хранить средства для бюджетных расходов, будь то «продовольственные» деньги или зарплатный фонд. Для примера возьмем корпорацию Apple. В конце декабря 2016 года у нее на бюджетных счетах скопилось 246 миллиардов долларов. Большая часть этих средств была инвестирована в краткосрочные инструменты вроде казначейских векселей США, однако и тот «скромный» остаток, что ушел на депозитные счета, составлял огромную сумму. Логично предположить, что при наличии выбора подобные компании переместили бы значительную часть активов под присмотр центробанка. Вот почему исследовательская группа Банка Англии утверждает, что желательно установить различные процентные ставки: более низкие для криптовалют центробанка и более высокие для депозитов
[173]. Это предотвратит резкий отток фондов и обеспечит плавный переход на цифровую валюту.
Тем не менее руководители многих центробанков согласны, что постепенный вывод коммерческих банков из платежного процесса может оказать оздоровительный эффект. Теоретически он должен снизить издержки и риски, ведь жаждущие прибыли банки (кое-кто, пожалуй, сказал бы, что они жаждут ренты) перестанут взимать плату за коммерческую деятельность. Важно и то, что правительствам и центробанкам не придется любой ценой выкупать коммерческие банки, как это было в 2008 году, когда казалось, что надвигающийся коллапс похоронит под собой всю платежную систему экономики. Центробанки прекрасно знают, до какой степени этот кризис, вынудивший до нуля понизить процентные ставки, ограничил их способность стимулировать экономический рост. Один из самых мощных доводов в пользу выпуска криптовалюты центробанками — это обещание финансовой стабильности в будущем.
Таким образом, появление криптовалюты выявило конфликт между интересами центробанков и контролируемых ими коммерческих структур. В течение многих лет они пребывали в отношениях симбиоза: частные банки пользовались правом эксклюзивного доступа к государственным финансовым инструментам, а взамен претворяли в жизнь политику центробанков. Этот союз породил немало конспирологических теорий и мифов (нередко замешанных на антисемитизме) о тайных ложах и обществах, которые правят миром. Действительность, конечно же, была намного сложнее. Однако теперь, когда технология блокчейн предлагает новые модели эмиссии, обмена и обслуживания денежных единиц, интересы двух сторон могут оказаться прямо противоположны.
Hyperledger: борьба с самим собой
Не только «старая гвардия» финансового сектора вынуждена приспосабливаться к переменам. Множество некоммерческих структур тоже рассматривают технологию блокчейн, пытаясь понять, что она может изменить в их жизни. Один из самых интересных и значимых проектов в этой сфере носит название Hyperledger. Он проводится под эгидой большого корпоративного консорциума и предназначен для открытой совместной разработки отраслевых блокчейнов. Однако главная цель проекта куда амбициознее — создание общей распределенной инфраструктуры для глобальной экономики, пригодной не только для банковского дела, но и для «интернета вещей», логистики и производства.
Учреждая консорциум, руководство корпораций-участников выразило общую заинтересованность в превращении глобальной цифровой экономики в более мощную и открытую. На сайте проекта разрабатываемая технология описывается как «операционная система для рынков, информационных сетей, микровалют и децентрализованных цифровых сообществ»
[174]. При этом утверждается, что Hyperledger «может значительно удешевить и упростить рабочие процессы в реальном мире». Столь глобальный образ мышления, безусловно, требует внимания к любым моделям, которые могут хорошо зарекомендовать себя в будущем. Поэтому неудивительно, что среди членов консорциума (а к концу 2016 года их насчитывалось уже более сотни) немало компаний, ориентированных на биткоин и децентрализованные криптовалютные системы в целом. В их числе можно назвать Blockstream, разработчика блокчейн-приложений Bloq, а также Blockchain.info — сервис виртуальных биткоин-кошельков и обозреватель блоков. И все же тон в консорциуме задают крупные корпорации, и это порождает координационные проблемы. Бизнес-модели этих компаний изначально опираются на централизованную обработку данных и роль доверенных посредников при транзакциях клиентов. Потому и здесь закономерно разгорелся спор о преимуществах открытых и закрытых реестров.
