Если проект окажется успешным, метод ECSA может не только помочь в решении извечных проблем Биткоина и Эфириума — малой пропускной способности, чрезмерного потребления мощностей и административных сложностей, но и избавить нас от куда более серьезной опасности — риска стать «рабами алгоритма», о чем предупреждает Люсиан Тарновски, основатель открытой образовательно-поисковой платформы Brave New. Сосредоточившись на монолитных решениях вроде Биткоина и Эфириума, мы можем подвергнуться диктату их программного кода и, соответственно, узкой группы разработчиков, которые будут этот код писать. Конечно, использование открытых лицензий для большинства блокчейн-моделей должно расширить круг идей, которые лягут в их основу. Но на практике правила кода могут стать довольно-таки жесткими, а возможность изменить их будет только у небольшой группы узких специалистов.
Впрочем, здесь нужно сделать все ту же оговорку: все эти решения находятся на стадии эксперимента и сейчас невозможно предсказать, какие из них сработают. Что касается денег, вливающихся в эти проекты с помощью ICO и других инструментов фандрайзинга, то, скорее всего, большая их часть будет израсходована на пробы и поиски. Однако мы хотели бы еще раз подчеркнуть, что сам факт реализации этих проектов в одно и то же время, на общей площадке, в условиях практически свободного обмена идеями и данными многократно повышает шансы на успех. Нельзя рассматривать каждую концепцию по отдельности. Все они результат бурного инновационного движения, в которое вовлечены лучшие умы технического мира. «Коллективный разум» запускает плодотворный цикл творческих поисков и научного прогресса. Сложно предсказать, к чему мы в итоге придем, — точно так же создатели интернета представить себе не могли, что на основе их изобретения возникнет потоковое вещание, IP-телефония и электронная коммерция, — но уже сейчас с уверенностью можно заявить, что интернет и вся связанная с ним экономика через несколько лет заметно изменятся и станут гораздо менее централизованными.
Зеленый свет в коридорах власти
В ходе президентской кампании 2016 года Хиллари Клинтон изрядно озадачила избирателей, когда объявила о поддержке «блокчейн-платформ общественного значения». Клинтон произнесла эти слова с подачи Брайана Форда, советника президента Обамы по вопросам высоких технологий и бывшего директора инициативы по цифровым валютам медиалаборатории Массачусетского технологического института, который в декабре 2017 года решил баллотироваться в Конгресс. Впоследствии Форд описывал попытки убедить команду Клинтон в пользе блокчейна как «непростые»
[235]. И хотя Клинтон и постаралась сделать акцент на потенциальной пользе технологии блокчейн для общества (а не на необходимости ее жестко регулировать), стоит отметить, что больше слово «блокчейн» в ее предвыборной агитации ни разу не звучало.
И все же в некоторых коридорах власти понемногу загораются зеленые огоньки. Мы уже упоминали об исследованиях, проводимых десятками центробанков. То и дело приходится слышать о пилотных проектах и запуске блокчейн-приложений от правительственных структур, причем не только в крупнейших экономиках мира — США, ЕС, Китае и Японии, но и в таких разных странах, как ОАЭ, Грузия, Швеция, Эстония, Мексика, Сингапур и Люксембург. В Японии, например, Агентство финансовых услуг классифицировало биткоин и другие цифровые валюты как платежные системы, предъявив биткоин-биржам ряд требований по борьбе с отмыванием нелегальных средств. Тем самым агентство фактически кодифицировало криптовалюты, придав им официальный статус на традиционном рынке капитала. Эффект не заставил себя долго ждать: торговля биткоином в Японии возросла в разы, что в значительной степени обусловило резкое подорожание валюты в 2017 году, а многочисленные японские компании начали использовать и принимать биткоин. Тем временем блокчейн-стартап Neocapita начал работу в Папуа — Новой Гвинее и Афганистане, занося расходы правительственных структур в распределенный реестр, чтобы повысить прозрачность, восстановить доверие иностранных спонсоров и разблокировать замороженные благотворительные средства
[236]. На международном уровне технологию блокчейн изучают МВФ и Всемирный банк. К ней с большим интересом относится Межамериканский банк развития, а ООН, под чьей эгидой сейчас работает команда блокчейн-разработчиков, как мы уже упоминали, провела конференцию по вопросам суверенной идентичности.
Даже на Капитолийском холме наблюдается некоторая активность законодателей
[237]. В феврале 2017 года двое конгрессменов — демократ Джаред Полис и республиканец Дэвид Швайкерт — объявили о созыве «совещания по вопросам блокчейна», на котором предстояло выработать «осмысленную единую политику по отношению к технологии блокчейн и криптовалютам». На уровне отдельных штатов тоже происходят заметные подвижки. Власти штата Делавэр работают с компанией Symbiont над переводом корпоративного реестра и системы управления сертификатами на акции на блокчейн-платформу
[238]. В марте 2017 года администрация штата Иллинойс объявила о сотрудничестве с лабораториями R3 и запуске проекта, который должен объединить ряд официальных структур с помощью блокчейн-реестра
[239].
Учитывая такой всплеск активности, неудивительно, что новые идеи относительно регуляторных технологий возникают едва ли не каждый день. Блокчейн — лишь одно из подмножества, однако уже сейчас международные правоохранительные органы вроде Europol прибегают к услугам блокчейн-аналитиков (например, компании Chainanalysis), чтобы разметить мировые финансовые потоки
[240]. А в таких странах, как Эстония, которая фактически превратилась в лабораторию гражданских технологий, правительство понемногу свыкается с мыслью об использовании блокчейна как платформы для нотариальных услуг, благодаря которой официальные документы станут намного доступнее для любых служб. Вскоре все виды правительственной документации будут перенесены в неизменяемые реестры. А чем больше у граждан появится возможностей самостоятельно контролировать эти данные вместо их отправки в закрытые изолированные хранилища, против которых не раз высказывался Тим Бернерс-Ли, тем быстрее мы приблизимся к великим вычислительным мощностям столь заманчивого века открытых данных.
