Мне было 11 лет, когда брат приехал в этот детский дом за рекой. Меня переводили из одного детдома в другой, а он меня искал и наконец нашел.
Ну, я подумала: «Какой-то дядька приехал». Я не знала родителей с детства и считала, что, наверное, так и должно быть. Поэтому я ему особо вопросов не задавала. Он тогда мне ничего о сестрах не сказал даже. Мы мало очень виделись. Он свозил меня в город на другую сторону реки, купил конфет и пряников, мы сфотографировались вместе. Несколько дней побыл и уехал.
Помню, в детском доме я мечтала стать балериной. Хотя я тогда не знала, что такое «балерина», но я хотела танцевать. У меня было к этому призвание: если музыка играла, я уже танцевала. Я была изгоем, я была замкнутая, и вдруг со мной случилось вот такое — мне стали стихи приходить, как бы свыше! В 16 лет я впервые влюбилась. Это был учитель музыки в детском доме. Я написала об этом стихотворение «Белая роза»:
…Пусть эти белые нежные розы
Будут залогом нашей любви.
Свежесть утра, нежность чувства
Мы сохраним навсегда — я и ты.
Ему было 22 года — очень красивый. Он был из поволжских немцев. Во время войны их семью отправили в Западную Сибирь. Он рассказывал мне о своих родителях, как их сюда привезли, о своей маме — как она умирала, как яблоко просила, а он нигде не мог достать. Помню, он записку мне передал — красным карандашом написано: «Я люблю тебя». Это была такая чистая первая любовь. Но вскоре я уехала — брат сделал запрос, чтобы меня из детского дома привезли к нему в Армавир. Дети не знали, но в детском доме на каждого ребенка была карточка, где было написано, кто его родители. Мне по секрету воспитательница одна сказала уже перед отъездом: «Юль, будь осторожна! Знаешь, что у тебя в карточке написано? Что твои родители враги народа, что они в тюрьмах». Эти слова мне очень запали в душу, я все время думала об этом: как это, почему? Я еще не понимала, что такое «враг народа». Как это так — мои родители в тюрьмах? Я переживала это. Директор детского дома привез меня в Армавир к брату. Для меня все было странно: всю жизнь я жила вместе с другими детьми, а теперь у нас с братом отдельная комната, и я должна вести хозяйство, ходить на рынок, готовить. Я начала учиться в девятом классе. Помню, в детском доме одна учительница над нами издевалась, говорила: «Какие вы тупые! Почему вы не запоминаете?» А мы как-то и не старались учить, нам никто не говорил, что нужно этот материал запоминать, готовить. А когда я к брату переехала, я уже старалась учиться. Я чувствовала, что отстаю в учебе, и приходила к подруге — мы вместе занимались. Я была в Армавире, когда умер Сталин. Но я как-то не плакала о нем. Почему-то у меня в сердце не было о нем хорошего. Все книги, все песни, все было направлено на его восхваление. И сочинения мы писали о нем в школе. Но вот все плакали в школе, когда он умер, а я не плакала. Не знаю почему.
Для меня он пустое место был. Песни какие-то мы пели о нем в детском доме, но глубоко мы не понимали эту всю политику. Брат работал в Армавире на мясокомбинате. Он был какой-то замкнутый, неразговорчивый. Ни об отце, ни о матери ничего от него я не узнала, абсолютно ничего. Но я и не спрашивала даже, хотя думала об этом все время. Я тоже была замкнутой. Вскоре брат разыскал Соню, нашу среднюю сестру. В 1938 году, когда нас разделили, Соню отправили на Кубань. Когда немцы наступали, детский дом эвакуировали, и половина детей утонула. А ее взяла одна женщина на воспитание. Соня закончила ПТУ, и ее направили восстанавливать Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, ВДНХ, дали общежитие в Малаховке. Брат узнал адрес Сони. И я тогда села на поезд и приехала в Москву, по-моему, на Казанский или Курский вокзал. И сидела там двое суток. Потом меня милиция вызвала и спрашивает: девочка, что ты как прикованная сидишь? Я говорю: вот у меня адрес, я не знаю, куда ехать. Мне надо к сестре в Малаховку. В общем, меня посадили в поезд, и в конце концов я ее нашла. Я переехала к Соне, начала ходить в школу в Малаховке. Но внезапно Соня заболела: у нее вся кожа покрылась псориазом. Ее отвезли в Дмитров, а мне нечем было питаться. Я перешла в вечернюю школу, а Сонины соседки по общежитию помогли мне устроиться на работу в Министерство цветной металлургии. Меня взяли сначала экспедитором, а потом секретарем — освоила печатную машинку. В министерстве знали, что у меня родители репрессированы, они наводили справки, но ко мне хорошо относились. Когда я пришла, у меня не было ни шапки, ни обуви, ни пальто, а они собрали деньги и мне все это купили. Я там три года работала. Сначала ездила из Малаховки, потом мне дали общежитие в Москве. В 1957 году министерство упразднили, и я поступила в швейное училище. Окончила, а потом еще на дизайнера одежды училась сама два года. И в 1958 году, когда уже мне было 22 года, вдруг из Красного Креста пришло письмо: оказалось, что моя старшая сестра тоже живет в Малаховке. Так что нас судьба свела, всех трех сестер, — это было чудо какое-то. И вот я снова поехала в Малаховку. Иду через рынок. Моя Галина, старшая сестра, стоит там, овощи она покупала. С ней дочка Таня. Я прохожу через рынок. Она обернулась и посмотрела на меня. А я была в такой яркой юбке в клетку. И пока я не пропала из виду, она все смотрела мне вслед. Я нашла ее дом. И вдруг выбежали два близнеца — Витя и Саша, им по четыре года. Я спрашиваю: а как вашу маму звать? Они говорят: «Галя». Ну, я поняла, что я на месте, и сижу, жду. И вот она идет с дочкой. Я к ней подхожу. Наша первая встреча. Я только рот раскрыла, говорю: «Галя…» Она говорит: «Как ты только опустила глаза, я сразу поняла, что это ты». В общем, она так и рухнула, в обморок упала. Вот так мы встретились. Она все, конечно, рассказала. Какое это было страшное время, какие переживания были. Что не только наша семья — тысячи семей пострадали, безвинно убиенные, замученные.
Галина была вначале в Барнауле, она работала — снаряды выпускала на заводе. Потом у нее продуктовую карточку украли, она шла по улице и потеряла сознание от голода. И ее одна женщина взяла к себе в деревню, Галина там работала, а потом ее отправили в город на учебу. Окончила курсы и после этого до конца войны на фронте радистом была. Вот этот город сейчас Калининград называется — она в этом направлении сражалась. После войны Галина вышла замуж и тоже приехала в Малаховку жить.
В 1958 году мы получили бумаги о реабилитации родителей.
«Сенета Михаил Дмитриевич 1893 года рождения приговорен 15 июля 1938 года постановлением Комиссии НКВД и Прокурора СССР к расстрелу.
Реабилитирован 15 апреля 1958 года определением военного трибунала Сибирского военного округа.
Реабилитирован посмертно за отсутствием в его действиях состава преступления».
А эта бумага выдана Старобородинским сельским советом:
«…дом, принадлежащий гражданину Сенета, был конфискован и передан государственному учреждению».
И на маму есть бумага:
«Дело по обвинению Сенета Татьяны Андриановны 1904 года рождения, арестованной 18 апреля 1938 года, пересмотрено военным трибуналом Сибирского военного округа 21 ноября 1958 года.
