В лагере я духом не падал никогда. Я ж не один, в коллективе. Там все равны. Там нет национальности. Надо работать, и больше ничего. Очень страшно было, когда следствие вели, когда за неправду унижали.
Я очень ждал освобождения. Но мне пророчили: у тебя политическая статья, тебе еще прибавят. Я этого боялся. Но нет, когда закончился срок, вызвали и сказали: «Вы свободны». Дали выписку, пожали руку — можете уходить.
Отправился я в район за 15 километров от лагеря, там оформляли паспорта, ставили отметки о статье. У меня были ограничения на проживание — ни на Украине, ни в России в больших городах я жить не мог.
Я когда освободился, почувствовал свободу, но не знал, с чего начинать: нужно кормиться самому, одеваться, все такое. Это сложное дело — такой переход. Поддержки никакой нет, домой не пускают. Дали мне направление, и поехал я на шахту в Челябинскую область. Устроился навалоотбойщиком, общежитие хорошее дали. Проработал год, не выдержал и в первый же отпуск к маме поехал — шесть лет дома не был. Пришел в сельсовет, а меня там помнят, говорят: «Саша, тебе надо уматывать отсюда, но так и быть, побудь, но никуда не ходи». Моя мама очень пострадала, жила бедно, одна с маленьким братом на руках. Я, конечно, ей помогал. Посылал посылки, деньги, одежду брату.
В марте 1953-го умер Сталин. Столько страху было, столько горя, столько несчастья. Это же гений умер. Как же мы жить будем?! Мы же страдать будем без него! Ну, и ударный труд надо сделать — еще смену или две отработать бесплатно. А я обрадовался. Я в душе думал: «Ну, сволочь, давно пора!»
После смерти Сталина Берия сделал амнистию. Можно было поменять паспорт. Я тут же побежал в паспортный отдел и получил чистый паспорт.
В 1954 году получил расчет и поехал в Москву в гости к товарищу, с которым вместе делили комнату в общежитии. Познакомился там со своей будущей женой и вскоре женился. Устроился работать электрослесарем на Казанском вокзале. Окончил железнодорожный техникум. Я тихонько работал, спокойно. Меня избрали председателем профсоюзного комитета, потом в президиум дороги, это высокий пост очень даже. На работе так и не знали, что я по политической сидел. Я никому ничего не говорил. И родные не знали и до сих пор не знают. Жена знала. Она мне сочувствовала, защищала. Мы на любые темы беседовали, у нас откровенность была.
В 1957 году к нам домой пришел участковый, просил меня зайти в милицию. А это самое страшное для меня было. Я ночь не спал. На второй день пошел, меня встретили и отвели в райком партии. Начали расспрашивать: сколько ты сидел, где сидел, за что сидел, и дальше — больше. Абсолютно все знают! А я же никому ничего не рассказывал, что сидел. А когда все закончилось, говорят: «Мы вам пришлем реабилитацию, вы оправданы, можете получить денежную компенсацию». Вот только тогда у меня отлегло, когда я услышал это «вы оправданы».
Это судьба такая, и больше ничего, не я один такой — миллионы. Ничего не сделаешь. Но я считаю, мне повезло. Я даже сам удивляюсь. Жена всегда говорила: ты счастливый человек. Серьезно. Я в Бога верю с самого детства. Я же при Польше жил, там церкви не запрещали. Католики — отдельно, мы — отдельно, но учились-то вместе. Отец и мать очень набожные были. Молитвы знали, хотя писать не умели. В лагере я обязательно молился, а когда спать ложился, читал молитву, крестился, чтобы никто не видел. Я даже когда в следственном изоляторе сидел в Луцке, мы с немцем, который воду возил, вместе колядовали. Он по-своему, по-немецки, а я — по-своему. Вот так Рождество и справляли.
Александр Грицаюк
Александр Грицаюк родился и вырос на территории Западной Украины, которая с 1921 по 1938 год входила в состав Польши. Он стал свидетелем эпохальных событий, определивших судьбу региона на десятилетия. 1 ноября 1939 года был принят Закон СССР «О включении Западной Украины в состав Союза ССР с воссоединением ее с Украинской ССР». Присоединение территории стало непосредственным результатом подписания Договора о ненападении между Германией и СССР с секретным протоколом к нему, по которому в сферу интересов СССР были отнесены страны Балтии, территории Западной Украины и Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины. На присоединенных территориях начался процесс советизации, выразившийся в изменении не только государственного устройства и политического режима, но и социально-экономических отношений. Полным ходом шли процессы коллективизации крестьянского хозяйства и ликвидации всех видов частной собственности. Начались репрессии в отношении членов оппозиционных партий, непролетарских групп населения. Наибольшее сопротивление оказывала ОУН (Организация украинских националистов), которая, несмотря на репрессии, продолжала подпольную борьбу за независимость Украины. Наиболее известным лидером ОУН был Степан Бандера (1909–1959). Деятельность организации носила антипольский, антисоветский и антикоммунистический характер. Борьба советской власти с «оуновцами», или «бандеровцами», на Западной Украине продолжилась в 1944 году сразу после освобождения этой территории от немецких захватчиков. Активные члены организации подлежали аресту и суду. Члены семей «бандеровцев» направлялись в отдаленные районы страны на спецпоселение.
ЗОЯ ВЫСКРЕБЕНЦЕВА
Зоя Выскребенцева, 1959–1966 годы
Интервью записано 7 мая 2015 года.
Режиссер Мария Гуськова.
Оператор Денис Гуськов.
Зоя Ивановна Выскребенцева родилась в 1924 году в Москве. Ее отец был инженером, мама — медицинским работником. После войны Зоя работала в Институте криминалистики. Однажды в 1948 году она провела вечер в компании своей подруги и ее приятеля-американца, что стало поводом для их ареста и обвинений в измене родине. После года, проведенного в лубянской тюрьме, Зоя Ивановна была приговорена к 20 годам исправительно-трудовых лагерей по статье 58–1а. Она провела в мордовском лагере особого режима около семи лет. В годы заключения работала на лесоповале и в швейном цеху. В 1956 году Зоя Выскребенцева была реабилитирована и вернулась в Москву. Работала в Театре им. Моссовета, Госкино, газете «Совершенно секретно» и телепрограмме «Взгляд».
«Я не понимала, какой родине я изменила»
Я родилась в Москве, в роддоме Грауэрмана на Арбате. Наша семья жила в переулке Сивцев Вражек — арбатская хорошая семья. Дедушка до революции был главным инженером на заводе Гужона, бабушка работала в больнице, она фельдшер. Потом нас с Арбата выселили в Дегтярный переулок, в общую квартиру, но комната была хорошая — 29 метров. Папа — уроженец Орловской области, города Мценска. Он в юности приехал в Москву, получил здесь театральное образование, поступил в третий МХАТ. Но понял, что актерство — это не его конек, и ушел: окончил институт, получил второе образование. Последние годы перед смертью он работал главным инженером Сталинской водопроводной станции. Мама в Москве родилась, она медик по образованию. Родители познакомились, когда мама пришла в студию Вахтангова, где папа учился. Папа для сцены взял фамилию Свободин, потому что Выскребенцев не звучит! Он стал Свободиным и уговаривал маму тоже на эту стезю ступить. И мама тогда ради шутки два раза к ним на лекции приходила и взяла фамилию Крепостная. Веселые родители! У меня были очень хорошие отношения с мамой и папой. Мы все любили друг друга.
